— Кэссиди, при обычных обстоятельствах…

— Какие же это обычные обстоятельства, если он говорит правду?

— То есть ты не собираешься сдаваться? Верно?

— Если хочешь вырасти настоящим журналистом, надо научиться избегать предположений. Избегать поспешных заключений. Если кого-то арестовали за преступление, это еще не значит, что он совершил его.

— Это точная цитата?

— Я должна свериться со своими записями, прежде чем опубликовать ее.

— Я создал монстра журналистики.

— В стремлении поддержать невиновность, — улыбнулась в ответ Кэссиди.

— Хорошо. Допустим, я удержусь на работе. Что ты предлагаешь делать дальше?

— Проверить этого стукача и узнать, в чем дело.

— А дальше?

— Еще раз проверить оставшихся подозреваемых.

— Вообще-то не думаю, что они еще остались.

— А как же Скотт Стовер? Тот самый завхоз, с которым Даллас Уокер постоянно ругался из-за проблем с отоплением в классе?

— Да уж, проведя в том кабинете целый год, я сказал бы, что он был прав, — согласился мистер Келли. — Но на момент исчезновения Стовер лежал с порванной коленной связкой и получал компенсацию за травму. Третья группа только что сдала отчет.

— Но есть же еще тетя… то есть Джорджина Фордэм!

— Несмотря на ее любопытную потребность везде совать свой нос, у нее нет настоящего мотива.

— Ладно, мы пока не обнаружили его.

— Кто там у нас еще?

— Что вы скажете по поводу нового интервью, где Миранда Дэрроу упомянула о вспыльчивости и психической неуравновешенности Сильви Монтгомери?

— Неплохая зацепка, но никто так и не нашел Сильви.

— Разве у вас нет парочки тонких приемов, которые мы еще не использовали? — удивленно спросила Кэссиди. — Из тех, что известны только профи?

Мистер Келли шумно вздохнул.

— Я воспринимаю это как положительный ответ, — быстро заключила она.

Обратный путь в Сент-Луис сопровождался маревом размытого асфальта, перекрестков и знаков со стрелками, указывающими на неведомые новые пути.

Йена обуревало желание развернуться и заблудиться, но, заехав в гараж и войдя в дом, он понял, что есть только один путь.

Энди встретила его на кухне холодным поцелуем. Стол уже был прибран после ужина, но она оставила ему еду на тарелке, завернутой в фольгу.

— Где двойняшки? — спросил Йен.

— Наверху, делают уроки.

— Шэрон Лизандер поведала мне, что письма о приеме уже в пути.

— Мы получили их сегодня, — сообщила Энди, показывая на два конверта с эмблемой Гленлейка на столике буфетной. — Мне подумалось, что мы откроем их вместе. Может, у нас будет причина кое-что отпраздновать…

— Какой смысл праздновать заранее известное решение?

Он заметил, как она поморщилась от его тона.

— Что случилось, Йен?

— Почему бы тебе самой не рассказать мне? — спросил он, направляясь к себе в кабинет и зная, что она последует за ним. А потом закрыл дверь и добавил: — И для начала, может, расскажешь, что с твоим желудком?

— С моим желудком? — Она казалась искренне озадаченной.

— Короче, то хроническое заболевание, что заставило тебя запросить в архиве медицинские записи, когда ты забирала Кэссиди на День благодарения.

На лице Энди проявилось понимание, но он не знал, как интерпретировать сменившее его уныние.

— Если у тебя проблемы с пищеварением еще со школы, то, кажется, пора бы уже разобраться с ними.

— Я выдумала их, — тихо призналась она, избегая его взгляда.

Йен сложил на груди руки, выразительно побуждая ее продолжить объяснения.

— Я беспокоилась из-за этого расследования. О том, что Кэссиди может узнать… ну, она все равно узнала. Я же не думала, что тебе известно о Далласе, и хотела убедиться, что в тех записях не осталось ничего, что могло бы привести к раскрытию правды.

— Какое отношение к этому могут иметь твои старые медицинские карты?

— Ну в любом случае их больше не существует.

— Это не ответ, — он уже еле сдерживал ярость. — Что, черт побери, ты еще скрываешь от меня?

— Я могу спросить тебя то же самое, — огрызнулась Энди.

— Не сваливай все с больной головы на здоровую!

— Я все время следила за расследованием, — вызывающе возразила она, — и скрывала то, что подключалась к компьютеру Кэссиди в течение нескольких месяцев, изучая доказательства, собранные этим семинаром журналистики.

— И зачем же?

— Когда я впервые увидела фото машины Далласа на родительских выходных, то поняла, что должна защитить нашу семью. — Она помедлила. — Нас. Тебя.

В ее «айфоне» загудел рингтон текстового сообщения.

— Ты не собираешься отвечать, надеюсь? — спросил Йен, с недоверием наблюдая, как она вытащила телефон из заднего кармана.

— Естественно, не собираюсь, — резко бросила Энди и вдруг воскликнула: — О боже! Это Сильви.

— Монтгомери? С чего вдруг она решила связаться с тобой?

— Она пишет, что собирается позвонить мне, — объяснила Энди, — и надеется, что я смогу поболтать с ней.

Телефон зазвонил.

— Включи громкую связь, — бросил Йен, раздраженный вынужденной паузой, но желая услышать больше, чем тщательно взвешенные ответы Энди на все, о чем Сильви хотела «поболтать» с ней.

Энди сделала, как он просил.

Голос Сильви прозвучал удивительно знакомо, как и чувство вины, всегда возникавшее у него при ее появлении. После любого, даже случайного свидания.

— Уже много месяцев назад я послала Томми запрос в друзья, и наконец-то он меня принял. В общем, за последние сутки я не только подружилась с половиной нашего класса, но и получила сообщение от Джорджины, предложившей мне связаться с вами, а потом еще и голосовое сообщение от вашей дочери, Кэссиди.

Йен уже представлял себе, как Энди формулирует ответ, типа: «И тебе тоже привет», — когда имя их дочери поразило их обоих.

— Тебе звонила Кэссиди?

— Что там происходит? — как обычно подвывая и запинаясь, спросила Сильви.

— Она посещает семинар журналистики, они расследуют дело Далласа Уокера, — будничным тоном сообщила Энди.

— Я читала, что кому-то из местных горожан предъявили обвинение в убийстве.

— Наша дочь думает, что его обвинили несправедливо.

— Но… почему она позвонила именно мне? — Изумленное придыхание в голосе Сильви наводило на мысль о призрачной бесплотности.