– Ремесла! Люди десятилетиями пытаются выжать что-то из мексиканских ремесел, но чуть только появляется рынок, его тут же сметает массовое производство. На городском рынке можно купить вышитые huipiles[123], сделанные на китайских фабриках. А шляпы… раньше в каждой деревне были умелицы, которые плели из соломы сомбреро, причем везде по-своему, каждая шляпа – уникальна. Мужчина покупал шляпу и передавал по наследству сыну – вот какие они были прочные. Только стоили очень дорого – шляпа за курицу, как говорили тогда, – и постепенно люди начали покупать шляпы из всякого дерьма, сделанные в подпольных мастерских, потому что бедняку нужно не произведение искусства, а защита от солнца. В результате все ткачихи превратились в побирушек и стали голодать.

– Ну что ж, если вы правы, то насчет прибыли можно не беспокоиться: нас всех перестреляют, прежде чем мы начнем голодать. Кстати, о стрельбе…

С дальнего конца colonia послышался оружейный треск.

Рабочие, трудившиеся над огневыми позициями, подняли головы. В одном из них Мардер узнал Ньянга, гостя из контейнера. Прислушавшись, азиат улыбнулся. Он нарисовал в воздухе круг и несколько раз проткнул его пальцем, затем вернулся к работе.

– Так это просто учебные стрельбы, практикуются с новыми автоматами, – сказал Мардер. – Может, сходим, посмотрим? Вам интересно будет это заснять.

Они спустились и побрели через colonia.

– Какая-то непривычная суета, – заметила Пепа.

Люди и в самом деле двигались живее обычного, развозя грузы на тачках, тележках, бывших трехколесных мотоциклах, и повсюду царила то ли напряженная, то ли выжидательная атмосфера, как будто все готовились к фиесте. Мардер получил традиционную порцию улыбок и приветствий, за вычетом единственного семейства, погрузившего весь свой скарб в ручную тележку и явно направлявшегося куда подальше. Однако еще одна семья, почти с такой же тележкой, ждала заселения в свой новый домик; дети застенчиво улыбались, мать выступила вперед, представила своих родных и пояснила, что ее муж уже на el golf, упражняется с новым оружием.

Они зашагали дальше, и Мардер произнес:

– Вы читали когда-нибудь у Оруэлла, какой была жизнь в Барселоне, когда анархисты захватили власть в Гражданскую войну?

– Может, и читала, – ответила журналистка. – А что?

– Как он пишет, больше всего его поразило, что в ресторанах, на улицах – всюду, словом, – пропали всякие следы раболепия. Официанты вели себя как вельможи и отказывались от чаевых. Все классовые приметы исчезли за одну ночь.

– Но ведь в конце концов они потерпели поражение, правда?

– Да, но хотя бы ненадолго у них что-то такое было, и теперь у нас есть то же самое. Я пытался внушить людям, что не надо воспринимать меня как очередного богатого козла, и они наконец перестали. Ну-ка, а это что такое?

Он остановился перед скобяной лавкой, которая принадлежала некоему Энрике Вальдесу. Тот обыкновенно занимался изготовлением фонарей под свечи и религиозных изделий из луженой жести. Теперь же пространство перед лавкой – она служила также домом – было уставлено коробочками изогнутой формы, каждая размером с небольшой портфель. Сверху их ничто не закрывало, снизу у всех имелись припаянные ножки, позволявшие ставить штуковины или вкапывать в мягкий грунт. Мальчик-подросток при помощи болгарки делал насечки на вогнутых боковинах, его младший брат отматывал с катушки толстую колючую проволоку, нарезал на короткие куски и бросал в ведро. Сам Вальдес переливал в одну из коробочек какую-то сероватую массу из большой металлической бочки.

– Знаете, это изумительно – я здесь живу, но понятия не имел обо всех этих приготовлениях.

– Что они делают?

– Это противопехотные мины направленного действия. А он сейчас разливает взрывчатую смесь из удобрений и дизтоплива. Что ж, этих ингредиентов у нас навалом, а Скелли наверняка позаботился о детонаторах. Когда мина срабатывает, получается направленный взрыв – вот для чего этот паренек делает насечки с одной стороны. Врагу в лицо летит заряд шрапнели, в данном случае – колючая проволока. Обратите внимание, он каждый раз меняет рисунок надрезов. Как это ужасно, как восхитительно, как по-мексикански!

Мардер улыбнулся своей спутнице, но та посмотрела на него с каким-то непонятным выражением.

– Вам нравится быть командиром, да?

– Нисколько. Я бы куда охотней жил в мире и торговал бы всякими поделками. Но раз уж все так сложилось, то не отказывайте мне в праве хоть немного позабавиться. Кроме того, ходить с веселым лицом – моя обязанность.

– Ну еще бы вам не веселиться. Когда все полетит к чертям, вы можете махнуть на какой-нибудь другой пляж, а эти campesinos останутся в дерьме.

– Вы глубоко заблуждаетесь. Я намерен умереть здесь. – Он топнул ногой. – Здесь, на моей земле. И еще, если позволите, ваши цинизм и нигилизм видятся мне избыточными даже по стандартам журналистики. Казалось бы, вы должны поддержать горстку людей, которые пытаются противостоять омерзительной социальной язве, унесшей жизни сорока тысяч мексиканцев, однако все, что я слышу, – это брюзжание и грязные домыслы относительно моих мотивов. Это не объективность; тут что-то личное. Либо сказывается ваша неприязнь ко мне, либо вы окончательно пали жертвой философии no importa madrismo. Так или иначе, но я больше не желаю слушать эту дребедень. Не можете без подколок – идите гуляйте.

Мардер двинулся дальше, не особо интересуясь, идет она следом или нет. Стрельба стала громче, и вскоре он вышел на окраину обитаемой части colonia, к полю, известному в селении как el golf. Скелли распорядился вкопать столбики, между которыми затем развесили на проволоке бумажные мишени в виде силуэтов. Несколько мужчин, выстроившись в ряд, палили по ним то одиночными выстрелами, то очередями по три патрона. Позади стрелков сгрудилась группа побольше – эти покуривали и подбадривали товарищей криками. За начальника стрельбища был Рафаэль, а Скелли меж тем присел на корточки и демонстрировал кучке мексиканцев, как в полевых условиях разобрать и почистить автомат Калашникова.

Это было все равно что смотреть на танцующего Нуреева – наблюдать за человеком, который умеет делать что-то лучше всех на свете. Скелли действительно знал, как наладить оборону с помощью нерегулярных сил, как подготовить и вдохновить людей, как использовать их сильные стороны и компенсировать слабые. На глазах Мардера все без исключения молодые мексиканцы научились выполнять нехитрые манипуляции с оружием, которое, если задуматься, как раз и создавалось для таких вот простоватых, неловких солдат.

– Я впечатлен, – сказал Мардер, когда урок закончился и они со Скелли отошли в сторонку от остальных. – Ты очень многого добился в невероятно сжатые сроки. Как думаешь, у нас есть шансы?

Скелли пожал плечами.