нового пациента пройти по этапам до самого кабинета доктора. Но кто такой этот врач? Где его искать? И как?

С места дать ответы на такие фундаментальные вопросы Альдред себе не мог. Просто вошёл во тьму госпиталя и очутился в просторном, но лишенном всякого света холле. Уже с порога больница встречала его своим прошлым, что имело место не так давно. Сущая разруха, чистый хаос, бездушная резня.

По гранитным плитам расплескали кровь. Местами ещё валялись тела. Сам воздух стал кислый и затхлый от сгнившей плоти. Носилки, медицинские инструменты, непонятные бумаги с заключениями — всё разбросано. Битое витражное стекло. Гули, будто художники-бунтари, небрежно облили красным стены. Искусство протеста.

Ничего нового Альдред здесь не видел. Он бы и вовсе не обратил внимание на безобразие, оставшееся после упырей, если бы не одно жирное «но». Его ни с того, ни с сего охватил приступ. Сам того не ведая, Флэй зашёл в уже устоявшийся хрономираж.

Голоса людей были приглушены. Единственное, ренегат хорошо различал бессвязные крики людей. Нечленораздельные переговоры врачей и санитаров. Душераздирающие вопли тех, кто остался в одной палате с заражённым. Туда-сюда бегали призраки персонала и пациентов. Лица обезобразил ужас. Больница оказалась не готова к тому кошмару, что окутал её, будто тьма.

Серость приоткрыла перед ним избитую истину. А после портал в Тонкий Мир захлопнулся. Чересчур уж резко. Флэй дернулся от неожиданности. Побрёл по холлу, минуя опрокинутые и разбитые статуи — памятники тем самым Сёстрам Милосердия. Летиции и Перлиты, что обхаживали самозабвенно Воинов Хоругви. Тех, что вернулись калеками в Саргузы после первого похода на Восток.

— Это превосходное место для логова упырей, — заметил беглец тихо. — Но почему-то я до сих пор здесь ни одного не увидел. Странное дело…

Действительно, хоть и могли, заражённые обошли это место стороной. Причина же того скрывалась в потёмках, осторожно приглядывая за тем, что вытворял Альдред. Фигура — совершенно чёрная — следовала за ним в потёмках.

Раз уж место казалось абсолютно заброшенным, предатель набрался смелости. Стал кричать, взывая к своему безликому спасителю:

— Есть тут кто живой? Доктор! Где Вы? Мне нужна помощь!..

И так раз за разом. Только вот никто не отзывался. Лишь стены брезгливо отталкивали от себя его надрывные вопли. А те — возвращались эхом. Ничего, кроме мрака, могильной тишины и пустоты.

Казалось, незваный гость попросту зря тратил своё время и силы. Он блуждал между палат и операционных, смердящих от сгнившей плоти. Но врача, которому пел хвалебные оды брат Фульвио, нигде не оказалось.

У Альдреда возникло впечатление, будто его жестоко обманули. Не священник, нет. Это бессмысленно было. Его обманула сама судьба. Вполне вероятно, что человек, победивший чуму, уже покинул злосчастный госпиталь. Или, раз уж и он простой смертный, его попросту сожрали упыри.

Отчаянные крики не привлекли внимания ни живых, ни мёртвых, ни призраков. Тем не менее, дезертир добился своего. Болезнь его резким скачком спрогрессировала.

По его лицу в разных местах прокатилась тупая, пульсирующая боль. Спазмы настигли Альдреда внезапно. Он чуть не запутался в ногах, выронил из рук меч. Закричал истошно, хватаясь за лицо, и обрушился на колени. Согнулся в три погибели, как вдруг резко отставил спину назад. Его горящие глаза широко распахнулись. Но все одно: смотрели в никуда.

Его кости, какими бы прочными ни были, уже не могли сдержать чёрный нектар. Кристаллы проторили себе дорогу наружу сквозь соединения между костными кусочками, буквально разламывая физиономию Альдреда. Рост проистекал с катастрофической скоростью, доставляя мучения, знакомые лишь несговорчивым жертвам Казематов.

Тело ренегата швырнула на пол непонятная сила. Всё также вопя, он забился в конвульсиях. Пинал то воздух, то носилки, то использованные судна в коридоре. Минерал прорезал плоть, надрывал кожу и вырывался наружу.

Что это, если не очередной печальный финал человеческой жизни? Борьбы за выживание, что оказалась тяжелой и бессмысленной? Дорогу венчал обрыв, падение в который перечёркивало все мытарства, все радости и горести, что выпали на долю Альдреда Флэя. Впрочем, ничего другого ждать и не приходилось.

Ещё тогда, покинув Сирокко и закашлявшись в первый раз, ренегат знал: это конец, ему не выстоять против Чёрной Смерти. А всё, что произошло после этого, — не больше, чем жестокий самообман. Его напрасная попытка отсрочить неизбежное, преследование химеры. Хотя у него имелась масса шансов оборвать мучения и попросту воспользоваться неотъемлемым, но крамольным правом: самолично поставить крест на своей судьбе.

Не воспользовался. Побоялся, как всякий человек, ещё располагавший маломальским запасом прочности, чтобы выстоять. Жаль, что овчинка совсем не стоила выделки. А от жалких потуг изменить хоть что-то время, отведённое ему Неназываемым, лишь нещадно сокращалось.

И вот он здесь, почти у цели. Валяется в приступе на пороге доктора, чья смена в больнице подошла к концу. Развязка хождений по мукам прозаична до безобразия.

Коли чума не высосала из ренегата жизненные соки без остатка, он обратится. Станет упырём. Будет преследовать выживших, пожирать человеческое мясо и распространять Чёрную Смерть и дальше. А потом — кто-нибудь когда-нибудь проломит его череп и окончательно отбросит в Серость. Либо же сама природа расщепит его плоть.

При условии, что на его организме не осталось живого места, здесь дезертир и встретит свой бесславный конец. Его труп станет питательной средой для роста чёрного нектара. И так, даже будучи мертвецом, он внесёт свой вклад в эпидемию.

Жалко. Бездарно. Но это данность. И третьего, увы, не дано.

Из тьмы в полумрак скользнул силуэт. Фигура наблюдала за стенаниями незнакомца, вслушивалась в вопли, что выстраивались в громогласную симфонию агонии. Но не делала ничего. Стояла истуканом. Давала заражённому отойти в небытие.

Так будет правильно.

Это существо не могло быть человеком. Лишь отдалённо напоминало его. Некая сюрреалистическая пародия.

Худой, высокий призрак — антропоморфная птица с клювом, как у ибиса. Да только ни крылышек, ни пёрышек не видать. Существо казалось голым — сплошь из чёрной, бесформенной кожи.

Оно тяжело дышало. По его непроглядно чёрным глазами проскочили блики, когда солнце чуть переместилось, и из круглого разбитого окна внутрь попал свет.

В какой-то момент Альдред и вправду прекратил лезть на стенку от боли. Его тело замерло на холодном полу. Мозг с самого начала приступа будто затих. Подсознание — и то молчало. С уголков рта сыпался песочной струёй шершавый хрип. Кровь текла из открытых ран на месте выхода минерала, змеилась к подбородку.

Затем Флэй обмяк. Его глаза, напоминавшие два сапфира с белыми прожилками на месте зрачков, закрылись…

Глава 25.