А тремя днями ранее...

Майская погода благоприятствовала плаванию и на сей раз. Однако "Юнона" отчалила, а я продолжал ходить по палубе в раздумьях. Потом плюнул: "Да всё-равно что-нибудь забыли, какая разница?" - и успокоился. Только тут начал замечать окружающее.

Корабли вытягивались из горловины порта, выстраивались в походный ордер. Неподалёку от меня у борта стоял невысокого расточка человечек с курчавыми седеющими волосами, с характерным вислым носом и вековой печалью на лице. Я направился к нему.

- Моисей Абрамович, грустите о покинутом? - кивнул я в сторону берега.

- Да ну что Вы, Ваше Сиятельство, - вздохнул он, прижимая ладони к груди.

Моисей Абрамович, - с укоризной поморщился я, - мы ведь с Вами не на приёме у Губернатора.

- Ой, простите старого еврея, Николай Петрович, никак не привыкну, - заискивающе улыбнулся собеседник. - Что Вы хотели от старого еврея?

- Ну, как я понимаю, у Вас сейчас, до прибытия, больших дел нету?

- Да у портных дела всегда найдутся, - махнул он жилистой ладонью, - вот мои старшие сыновья уже штопают команде одежонку. Работенка найдется.

- Да и Копеечка, какая-никакая, - улыбнулся я.

- И Копеечка, - степенным кивком подтвердил он.

При виде портного вспомнилось, как в прошлом переходе мечтал избавиться от мучений при посещениях гальюна.

- А не смогли бы Вы, Моисей Абрамович, по моему рисунку штаны пошить?

- Надобно поглядеть, Николай Петрович, - посерьёзнел портной.

И я, малость, помаявшись, корявенько нарисовал ему штаны, в моем мире известные под названием джинсы.

- Вот смотрите, Моисей Абрамович, всем хороши наши штаны, но завязки сбоку, Простите, дам поблизости нету, я Вам напрямую скажу: отлить - развязывать, заворачивать... - я с досадой махнул рукой. - А вот тут, сию штуку, - ткнул карандашом в только что изображенное, - я её ширинкой назвал.

- Ааа, гульфик, знаю, - портной кивнул и пытливо глянул на меня, - только такого видеть ещё не приходилось.

- Вот здесь застежка, - продолжил я, - расстегнул ширинку, и пожалуйста, отливай, не снимая штанов. А снять штаны, вот тут, на поясе спереди, пуговица, расстегнул её и ширинку - и пожалуйста, развернул, и видите, как снять легко. Вот тут, по окружности, петли под ремень, чтоб не спадали, да и подвесить что-либо, вроде кошеля, можно. Высокий пояс спину прикрывает. Материя плотная, вроде парусины, швы снаружи двойные, на карманах по возможности медные заклёпки, чтоб штаны в наших суровых условиях не рвались да не расползались.

- А это интересно, - загорелся портной. - Вы случаем сами не еврей?

- Еврей, еврей, - засмеялся я, - в душе.

Спустя два дня, потребовавшиеся на перешивку, подгонку и прочее я уже ходил в штанах, которые про себя назвал "гершалки", ну просто потому, что фамилия портного Гершель.

Сразу посоветовал мастеру делать выкройки на будущее, он Согласно закивал: мол, и сам так думал.

Вечером я, после плотного ужина и добротного чаепития уединившись за ходовой рубкой, с борта, прошу прощения за выражение, орошал море, чтобы не толкаться в змеившейся очереди страждущих к единственному на судне туалету. Неожиданно сбоку раздался голос Кондрата, заставивший вздрогнуть: - А ловко у тебе выходить, Николай Петрович. Ну-ка, Что это за портки у тебе? - Он придирчиво оглядел новинку. - Слушай, а ведь знатная вещица! Смотри-ка, на прииске как иной раз: холод, дожж, покуда эти вярёвки развяжишь... А потом ишшо и не распутаишь, руки в грязи, извазюкаишшьси. А тут, смотри-ка! Я сабе тоже такие хочу! Это табе ентот еврей наш, Портной пошил Гершал который??

- Ну да.

- Замолвь за мене словечко, а?

Я задумался. Потом вымолвил: - Кондрат, а что только за тебя? А давай-ка мы приоденем всю твою ватагу. Да и не по одним порткам, а по двое - по трое. Чтобы вам там не мучится.

И ещё до выхода из Балтики работа по пошиву закипела. Но наш созидательный труд грубо прервали.

Запыхавшийся вестовой позвал к капитану, где Хвостов Николай Александрович подал телеграмму с разведывательного быстроходного пароходокорвета: пролив сторожит британская эскадра. И добавил, что в эфире творится сущий кавардак от их искровых передатчиков.

- Ну и на что вы рассчитывали Нельсон король Великобритании брезгливо смотрел на бывшего героя трафальгарской битвы.

- Я ваше величество, - прямо глядя в глаза Георга III отвечал плотный мужчина в морском мундире, с черной повязкой поперек дублёного лица, - рассчитывал на то что противник, подавленный численным превосходством сдаться без боя. Ни одна нация: ни французы, ни испанцы в подобной ситуации не отважились, бы сопротивляться мощи британского флота. Но эти русские... - он скрежетнул зубами.

- И? недовольна, подстегнул Георг III.

- А другую часть своей эскадры я послал в Архангельск. Вспомогательные суда. Потому, что от разведки точно знал, что порт беззащитен, нет ни боевых кораблей, ни береговых батарей.

- Ваше счастье, Нельсон, - едко оборвал подданного, постучал по подлокотнику кресла указательным пальцем король Англии, - что ваши так называемые "вспомогательные суда" не успели начать пиратствовать в Архангельске. А то я даже не знаю, к чему мог бы привести Ваш самовольный разбой. Так что вы рассчитывали достичь своей безумной выходкой, а?

- Я рассчитывал, Ваше Королевское Величество, захватив новейшие военные суда русских с новейшим оружием с новейшими двигателями и новейшими средствами связи в Зондском проливе, а в Архангельске захватив огромные припасы, мгновенно изменить расстановку сил на море. Наши учёные очень быстро бы разобрались с варварскими хитростями русских, а промышленность наладила бы выпуск подобного. Тогда мы могли бы сбросить лягушатников с Британских островов в море, а то и покорить Францию. А затем заняться теми же русскими. Ведь теперь у нас было бы такое же вооружение, а то и получше, чем у них. Я рассчитывал, Ваше Величество, на то, что Победителей не судят, - подвёл итог своей речи, бывший Победитель Трафальгарского сражения. И тут же перед его внутренним взором возникла горькая картина.

Вот его эскадра из семи линейных кораблей, шесть восьмидесятичетырёхпушечных "Беллерофонт", "Каллоден", "Защита", "Голиаф", "Величественный", "Минотавр" и его флагманский "Авангард" в сто двадцать пушек, пять семидесятичетырёхпушечных фрегатов и восемь шестидесятичетырёхпушечных корветов выстроились в боевую линию за порогом, запирая в узком Зондском проливе караван русских. Казалось деваться им некуда, более двух судов