января 1808 года тронулись из приграничных со степью казачьих выселок Узун-Агач на реке Кара-Кастек. Ближе к сумеркам, километрах в сорока от начала пути, из ближайшего лога с диким воем и улюлюканьем вывалила толпа всадников и, меся сугробы, припустила на нас.

Стала сразу Ясно: это те самые "степные хищники", которые рыщют по степи и нападают на отбившихся военных, захватывают небольшие караваны. Разбойники. Некоторые из наших погонщиков в панике побросали верблюдов поклажу и, вереща и причитая, бросились наутёк. Другие попадали на землю и принялись возносить молитвы Аллаху. А наиболее стойкие, видя, что бойцы не растерялись, деловито готовятся к отражению атаки, разворачивали своих животных в нашу сторону, сбиваясь в круг.

Губайдулла Жангиров, в куньей шубе и калпак-борике на голове, привстав на стременах весело ощерился и выхватил фамильную дамасскую саблю.

На мне атласный чапан и ушанка для маскировки.

Подскакал есаул: - Ваш Высокоблагородие! - скалясь и сверкая глазами, обратился он ко мне: - Ей Богу побьём мы их! Позвольте! - конь под ним гарцует.

- Погодь, Фома, - поднял я руку. И казак оскалился ещё сильнее, ему явно потрафило то, что подполковник помнит его имя. - Ты давай-ка, вон позади спрячь сколько можешь казаков. Сейчас мы этих ребят огорошим, - кивнул я на приближающихся бандитов, - и когда дам отмашку, ударишь им во фланг.

- Будя сделано! кинул служивый руку с болтающейся на запястье плетью к фуражке и, дернув поводья, понесся вдоль Казаков, уводя их за более рослых верблюдов.

А мои ребята действовали слаженно и чётко.

- Примкнуть штыки! - крикнул я и вынул из седельного чехла винтовку, из ножен на портупее извлёк штык-нож, привычно защёлкнул на прилив ствола у дульного среза, краем глаза отмечая, как шоновцы деловито оснастили клинками свое оружие. - Стрелять по готовности! - гаркнул я.

Погонщики, Витя нашу деловитость, тоже горячась, вытаскивали свои сабельки и Луки.

Мне, в прежней жизни далекому от кавалерии, сидя на лошади не очень-то удобно орудовать винтовкой. И тут проявился со-владелец тела, забурлившая кровь заставила его встрепенуться: "Слышь, Савелий! Ты, это, стреляй, а потом дай мне повеселиться. Давненько я сабелькой не махал! - А что Вашбродь, будь, по-твоему", - отозвался я. И вскинул к плечу винтовку, выцеливая одного из передних, богаче других одетого, видать атамана.

Поймал на мушку, взял упреждение и потянул спуск. Винтовка лягнула в плечо, никак не привыкну к отдаче такого калибра, грохнул выстрел, верблюды шарахнулись, но тут с разных сторон забухало, животные растерялись и встали. Нападавшие принялись валиться, ряды рассыпались. Всадники неслись всё ещё вперёд по инерции, но уже не чувствовалось в их движении смелости шакалов, почуявших лёгкую добычу. Теперь среди них поселилось недоумение, и Страх, и ужас. А едва докатились до нас, я быстро выключился и наблюдал со стороны, как Резанов сноровисто отсоединил штык-нож, вложил в ножны, винтовку в чехол и с шорканьем выхватил шашку.

Рубился он азартно с хеканием, словно капусту валил. А рядом мои ребята орудовали винтовками со штыками. Умело ловя сабли между лезвием штыка и дулом, с силой проворачивали, выдёргивая клинки из рук, опешивших противников. Следующим движением либо кололи острием, либо секли лезвием по открытым частям тела, чаще всего в шею или в голову: ну, куда попадали. Этот приём отрабатывали на тренировках до дрожи в руках и коленках от усталости.

Разбойников явно больше. Но самых шустрых сразу выбили огнём, остальные сражались особой храбрости не испытывая, понимая, что твёрдый орешек достался. И тут я, пользуясь тем, что вокруг Резанова никого не осталось, перехватил управление телом, обернулся и крикнул выглядывающему из-за верблюдов Фоме: - Давай! - и махнул рукой.

"Урррааа!!!" - прокатилось и полусотня, разбившись надвое, с обоих флангов вылетела на бандитов.

Схватка заглохла спустя пару минут. Уйти удалось лишь четверым сильно потрёпанным всадником. За ними никто не погнался.

Нам достались восемнадцать пленных, которых связали. Среди них один из десятников и допрос его дал интересные результаты. Оказывается, Они знали о нашем Караване, у них лазутчики в городе. Мало того, отводя глаза, басмач сказал, что дальше поскакали всадники предупреждать о Караване в сторону Ходжента. И я не исключал, что вскоре и в Коканде, и в Бухаре, и в Хиве станет о нас известно.

Радист тут же развернул кристадин и в эфир ушла шифровка. Перовский с офицерами пусть готовятся, а нам возвращаться недосуг. Кстати, как потом выяснится, именно тогда Игнатьев разработал, а осуществил уже после возвращения нашей команды в столицу спецоперацию, которая войдёт в золотой фонд военной разведки, но об этом как-нибудь в другой раз.

Губайдулла, львом бившийся с разбойниками, по-простому помогал с антенной - а попробуй-ка при сорокаградусном морозе, да при таком ветре, что лицо в пять минут обмерзает, голыми руками зачищать и сращивать медный провод! - и теперь в восхищении наблюдал за работой оператора.

- Слушайте, Господин штабс-капитан, - отозвал я в сторону расстроенного тем, что отрывают от увлекательнейшего занятия казаха, - открою Вам тайну: в России организуются войска связи. С дальнописцами, кристадинами, посыльными и прочее. Не желаете продолжить службу в оных?

- Почту за честь, Господин подполковник! - просиял вытянувшись Губайдулла.

А я про себя подумал, что уж коли он в моём времени стал родоначальником войск связи в армии Российской Империи, то уж и тут наверняка справится.

До середины февраля мы, водительствуемые султаном Чингизом дотошно обследовали пространные земли. Инженер-путеец с помощниками потирали руки, довольные профилем будущей трассы. Я, как и обещал, успакаивая со-владельца тела, ежевечерне полчаса отстукивал Кончите новости и принимал Санкт-Петербургские слухи.

А Чингиз всё мрачнел. Встречаемые кочевники приносили тревожные вести не только об усилении военных приготовлений в Коканде, но и о настырном натравливании местной знати Бухары и Хивы против России. Все мало-мальски важные сведения я немедленно шифровал, а Губайдулла под приглядом опытного радиста, высунув язык от усердия будто первоклассник, передавал в Оренбургский штаб.

Наконец повернули обратно.

Глава 21: Зубки царевны

в которой Резанов наслаждается семьей, а Савелий борется с мракобесием

Мы вернулись в середине февраля измотанные, но довольные.

В казармах Оренбургской пограничной комиссии, куда мы, дабы не привлекать внимания, заселились Под прикрытием легенды "команда усиления пограничной линии соприкосновения Оренбургского края с азиатскими странами", к моему удивлению ждал Кондрат со своей ватагой. Мало того, к