в том, что при обсуждении этого вопроса Военным кабинетом решительный Черчилль и сторонник политики умиротворения лорд Галифакс поменялись местами. В то время как Галифакс считал уступки ошибкой в связи с неблагоприятными политическими последствиями со стороны США и СССР, а также репутационными издержками в самой Британии, Черчилль, напротив, предлагал промолчать и согласиться с требованиями, лишь бы не разжигать очаг нового противостояния и не ставить самих себя в опасное положение с невозможностью направить войска для борьбы с агрессором. «Мы прилагаем все усилия, чтобы избежать войны с Японией, идя на уступки там, где японская военная клика может форсировать разрыв», – успокаивал он премьер-министров Австралии и Новой Зеландии в августе 1940 года. Из-за ограниченности ресурсов он также отказывался усиливать военно-морскую базу Сингапур, отмечая, что переброска сил на Дальний Восток приведет к «полной потере Среднего Востока и лишению всяческих надежд на разгром итальянцев в Средиземноморье». Возможно, именно по этой причине он и стал принижать опасность Японии, особенно во время контактов с руководством Австралии и Новой Зеландии, понимая, что если поддержать их страхи перед японским вторжением, то за этим последует незамедлительный приказ о возвращении австралийских и новозеландских частей для защиты родных территорий. Построенная на принятии японского риска политика Черчилля будет иметь серьезные последствия, приведя не только к капитуляции Сингапура в феврале 1942 года, которая, по мнению некоторых авторов, ознаменует начало заката Британской империи, но и в долгосрочной перспективе – к потере Дальневосточного региона как для Великобритании, так и для всех европейских держав в целом{323}.

Но все это будет потом, а пока, летом 1940 года, делая ставку на Средиземноморский театр военных действий, Черчилль решил направить в Египет три бронетанковых батальона – половину «лучших танков», которыми располагали на тот момент британские войска. Для живущих в предвкушении неминуемого и скорого вторжения военных подобное решение напоминало авантюру. Но Черчилль достаточно укрепил оборону Острова, чтобы рискнуть и начать наступательную войну в том месте, с тем противником и на тех условиях, которые сочтет наиболее благоприятными для сражавшихся под «Юнион Джеком» солдат. Другой вопрос, насколько мощным и успешным будет это наступление против сосредоточенной в Ливии 200-тысячной армии дуче, которая в четыре раза превосходила по численности британские, индийские и новозеландские части в Египте? Ответ на этот вопрос во многом зависел от командующего на месте.

К моменту назначения Черчилля на пост премьер-министра должность главкома на Среднем Востоке занимал генерал Арчибальд Уэйвелл – необычный военачальник, обладавший широким кругозором и общепризнанными талантами. Он знал несколько языков, в том числе – русский (с которого даже перевел биографию Николая II), владел литературным слогом, написав несколько качественных исторических сочинений и обеспечивая семью в 1920-е годы подготовкой статей для Британской энциклопедии, увлекался поэзией, читал лекции в Кембридже и даже должен был занять ответственный пост в Оксфорде, если бы не война. Черчилль не оценил интеллектуальных достижений генерала. На его мнение больше повлияли ответы Уэйвелла на призыв провести решительное наступление с утомляющим премьера перечислением причин, почему это невозможно, и раздражающими просьбами о выделении дополнительных ресурсов. Коллеги советовали Уэйвеллу приехать в Лондон и обсудить с премьер-министром сложившуюся ситуацию в очном формате. Обладая богатым внутренним миром, внешне Уэйвелл был сдержан, обычно реагируя на монологи собеседника односложным «понимаю». Неудивительно, что ему не удалось найти общий язык с Черчиллем, который после нескольких обстоятельных бесед с Уэйвеллом в период с 8 по 15 августа даже задумался о его замене. Объясняя свое решение оставить генерала на посту, Черчилль сослался на специфический характер Средневосточного региона – «экстраординарную амальгаму военных, политических, дипломатических и административных проблем чрезвычайной сложности» и предпочтение имеющему опыт военачальнику. Сам Уэйвелл полагал, что его не сняли в тот момент только потому, что Черчилль «не смог найти достаточно хорошую причину для этого»{324}.

Желая минимизировать контакты с премьер-министром, а также ограничить его влияние на процесс принятия решений, Уэйвелл пошел на рискованный шаг с разработкой втайне от него плана будущей операции, получившей название «Компас» (Compass). Риск оказался оправданным. Когда Черчиллю показали результаты наработок, он, по его собственным словам, «мурлыкал от удовольствия, словно шесть котят»{325}. План оказался удачным не только на бумаге, но и в реализации. В течение скоротечной кампании с декабря 1940-го по февраль 1941 года войскам Уэйвелла удалось практически полностью разгромить 10-ю итальянскую армию, продвинуться на 800 километров на запад, заняв большую часть Киренаики, взять в плен 130 тыс. солдат противника, а также уничтожить 400 танков и захватить 1200 орудий. Это была не просто победа, а настоящий триумф. Но наслаждаться им долго не пришлось. Весной 1941 года Уэйвелла ждали новые условия и ошибочные решения, имевшие долгоиграющие и трагические последствия. После неудачи итальянских войск в Ливию был направлен немецкий Африканский корпус под командованием генерал-лейтенанта Эрвина Роммеля (1891–1944). Это были уже другие войска и другой командующий. Одновременно с усилением противника началось ослабление сил самого Уэйвелла.

В октябре 1940 года, желая показать Гитлеру, что Италия тоже может побеждать на поле боя, а также стремясь захватить базы для нанесения ударов по британским объектам в Восточном Средиземноморье, Муссолини направил свои войска в Грецию. Черчилль счел необходимым помочь грекам, вызвав своим решением недовольство среди политиков и военных. Он объяснял свою позицию данными ранее обязательствами греческому правительству, но реальная причина была связана с попыткой создания Балканского фронта, объединяющего Грецию, Югославию и Турцию. Черчилль давно благоволил этой идее, которая, по сути, представляла собой химерический проект. У Британии не было ресурсов для обеспечения Балканских стран необходимым количеством войск и вооружения. Кроме того, Турция не горела желанием вступать в войну, тем более воевать на одной стороне с греками после военного противостояния с ними в 1919–1922 годах. Черчилль как будто не замечал эти очевидные факты, продолжая и дальше настаивать на своей концепции, особенно на вовлечении Турции в войну. В итоге Турция объявила войну Германии лишь 23 февраля 1945 года, да и то не для помощи союзникам, а для участия в учредительной конференции Объединенных наций, которое предоставлялось только тем, кто воевал с Третьим рейхом.

Учитывая недовольство коллег относительно помощи Греции, Черчиллю пришлось пойти на хитрость. Прежде чем принять окончательное решение, он направил Идена (на тот момент – государственного секретаря по военным делам) в Каир для сбора дополнительных сведений и оценки влияния помощи Греции на текущие планы британцев в Египте. Иден сообщил о готовящемся масштабном наступлении в Северной Африке (операция «Компас»), что делало рассосредоточение сил не только нецелесообразным, но и опасным. Испытывая, с одной стороны, гордость за командующих, которые, наконец, стали готовиться к наступлению, Черчилль прекрасно понимал, что эта информация ставит крест на греческом проекте. Поэтому он задержал возвращение Идена в Лондон, не сообщив при этом Военному кабинету об операции «Компас». Не зная о готовящемся наступлении, члены Кабинета поддержали предложение помочь Греции за счет ресурсов Средневосточного командования.

Помощь оказалась своевременной, а оборона греков – успешной. Итальянцы отступили, вынудив дуче прийти к фюреру не с гордо поднятой головой, а с поджатым хвостом. Понимая, что от военных неудач итальянцев страдает репутация всех стран «оси», Гитлер также устремил в начале 1941 года взор на Грецию. Располагая разведданными о ближайших планах немцев, Черчилль вновь выступил за помощь Афинам. Но в этот раз ему пришлось столкнуться с более серьезным сопротивлением. Сначала сами греки отказались принимать помощь от англичан, боясь спровоцировать агрессию со стороны немцев. Но после кончины 29 января премьер-министра Иоанниса Метаксаса (род. 1871) и прихода на его место директора Банка Греции Александроса Коризиса (1885–1941) курс изменился. Но когда один рубеж сопротивления пал, неожиданно возникло новое препятствие со стороны Уэйвелла, который вел