Переход его под контроль кригсмарине и итальянского флота мог значительно осложнить жизнь британцам. Опасаясь, что Гитлер разыграет эту карту и заберет у французов флот за счет облегчения условий их перемирия, Черчилль решил действовать с опережением. Ранним утром 3 июля в британских портах без боя были интернированы все французские суда. Иначе обстояло дело с французским флотом в средиземноморских портах. Корабли, базировавшиеся в Тулоне и Дакаре, были недоступны для британцев. В отличие от Александрии и базы Мерс-эль-Кебир во Французском Алжире на последней находилась мощная эскадра: 6 подводных лодок и 34 корабля, включая новейшие линейные крейсера Dunkerque («Дюнкерк») и Strasbourg («Страсбург»), линкоры Provence («Прованс») и Bretagne («Бретань»). Благодаря дипломатическим талантам и выдержке командующего британским Средиземноморским флотом адмирала Эндрю Каннингема ситуация в Александрии разрешилась благополучно, после волнительных переговоров французы согласились привести свои корабли в состояние негодности к боевым действиям. В Мерс-эль-Кебире восьмичасовые переговоры, наоборот, закончились неудачно. В 17.54 вице-адмирал Джеймс Сомервилл (1882–1949) отдал приказ открыть огонь. После пятнадцатиминутного обстрела Dunkerque и несколько других судов были уничтожены, а Strasbourg удалось скрыться. В результате обстрела погибли 1,5 тыс. французских моряков, поставив жирную кляксу в истории англо-французских отношений. Большую роль в этом эпизоде сыграл лично Черчилль, который не только внимательно следил за ходом переговоров, но и фактически инициировал нападение на суда бывшего союзника. Впоследствии он назовет это решение «ужасным», «невыносимо трудным и противоестественным», «словно лишаешь жизни собственного ребенка». Многолетнему франкофилу Черчиллю оно действительно далось нелегко, лишний раз показав, что в отношении государственных деятелей неприменимо использование термина «симпатии» (или «антипатии») к иностранным государствам, для них важны лишь интересы своей страны. Черчилль объяснит расстрел флота бывшего союзника необходимостью продемонстрировать всему миру, что британцы будут сражаться до последнего и на этой тропе они пойдут до конца{318}.

Дав понять всему миру и Германии, что Британия настроена серьезно продолжать борьбу, Черчиллю и британскому руководству теперь предстояло решить следующую сложную задачу: каким образом, не имея союзников и лишившись тяжелого вооружения, брошенного на побережье Северной Франции во время эвакуации, если не победить, то хотя бы не проиграть войну. У этой задачи было два основных аспекта – оборона и нападение, которые были связаны друг с другом через использование одинаковых ограниченных ресурсов. В первую очередь распределение ресурсов зависело от вторжения – состоится ли оно или Гитлер не решится на рискованный шаг. Большинство военных экспертов считали, что вторжение неминуемо. На это же указывали многочисленные разведданные, включая мириады косвенных фактов, подтверждающих подготовку броска, а также непрекращающийся поток сообщений с указанием конкретных дат его начала. Черчилль глубоко изучал вопрос вторжения еще до Первой мировой войны и для себя пришел к выводу, что проведение столь масштабной операции невозможно без обеспечения контроля в воздухе, на море, а также наличия десантных судов. Ни того, ни другого, ни третьего у Германии летом 1940 года не было. Руководствуясь этими доводами, британский премьер считал, что вторжение не состоится. Но можно ли подобные рассуждения принимать за руководство к действию? Многолетний опыт Черчилля подсказывал ему, что нет. «Очень глуп будет тот, кто, несмотря на всю ясность и уверенность своего мышления, не посчитается с какой-либо возможностью, против которой следует принять меры», – делился он своими сомнениями. Не исключено, что он что-то не учел или о чем-то не знает и казавшееся ему непреодолимым препятствие уже не представляет проблем для немецких военных.

Не имея возможности рисковать в столь важном вопросе, Черчилль распорядился максимально защитить подступы к Альбиону, сосредоточив к недовольству командующего Флотом метрополии суда у Восточного и Южного побережий. Одновременно на острове всегда оставалась боеспособная армия для оперативного отражения неожиданной атаки. Угроза вторжения также активно поддерживалась в общественном сознании, позволяя держать «каждого мужчину и женщину в высшей степени готовности». Следуя примеру великих военных лидеров прошлого, Черчилль сжег пути к отступлению. Он приказал отменить эвакуацию детей и наиболее ценных произведений искусства в США и Канаду. Каждый британец (и британка – Черчилль собирался в случае вторжения послать в бой и мужчин, и женщин) должен осознать, прочувствовать и принять – если нога немецкого солдата вступит на Остров, то у британцев останется только один выход – либо победить захватчиков, либо пасть в борьбе с ними{319}.

До вторжения не дошло, но настрой британцам пригодился. Черчилль оказался прав, когда в своем выступлении 18 июня констатируя, что «Битва за Францию подошла к концу», предсказал начало нового этапа войны – Битвы за Британию, от исхода которой, по его словам, «зависит наше собственное существование, продолжение наших институтов и нашей империи»{320}. Поверив Герману Герингу, Гитлер решил сломить дух британцев непрерывными бомбардировками сначала промышленных центров и военных объектов, а затем крупнонаселенных городов. Но британцы оказались крепким орешком. Разрушение домов и любимых памятников архитектуры вызвало у них вместо отчаяния и паники злость и желание ответить тем же. Кроме того, в небо поднялись истребители, которые под методичным и уверенным руководством своего командующего главного маршала авиации Хью Даудинга (1882–1970) дали бой люфтваффе. Продлившаяся с 10 июля по 30 октября 1940 года Битва за Британию стала первым эпизодом Второй мировой войны, когда хваленая немецкая военная машина, знавшая до этого только победы, дала сбой и потерпела поражение. Немцы и дальше продолжат бомбить британские города, сначала бомбардировщиками, затем крылатыми ракетами Фау-1 и Фау-2, но момент был упущен. Без господства в воздухе вторжение было невозможно. И поэтому разворачивая свои силы для кампаний на востоке, Гитлеру ничего не оставалось, как смириться с тем, что на западе остается непокоренный Остров, который будет мешать реализации его планов.

Отказавшись от вторжения на Туманный Альбион, немецкое руководство решило продолжить бомбардировки с воздуха и уничтожение конвоев «волчьими стаями» подводных лодок. Ввиду своей специфики активность и успешные действия последних производили меньше впечатления на британскую общественность, чем разрушенные после налетов люфтваффе города. Но ущерб, который наносили подводные лодки, был более серьезным. И Черчилль это прекрасно понимал – не зная летом 1940 года, как одержать победу над германо-итальянским блоком, он точно знал, как Британия может проиграть войну: лишившись необходимого объема импорта, обеспечивавшего Остров сырьем и продовольствием. Помимо жизнеобеспечения страны потери транспортных судов также накладывали существенные ограничения на стратегические замыслы, не позволяя перебрасывать в нужном объеме и в требуемые сроки армию и вооружение. Но даже если необходимые ресурсы выделялись, то всегда нужно было учитывать риск потерь, что также затрудняло планирование. Понимая, что импорт является ахиллесовой пятой британской военной машины, Черчилль объявил, что после победы в Битве за Британию для страны начинается новый этап войны – Битва за Атлантику. Как и в предыдущем эпизоде, Черчилль сам стал автором нового термина, прочно вошедшего в летопись британской истории. Вот только победы в этом противостоянии пришлось добиваться дольше, чем предполагалось, а в какой-то момент чаша весов колебалась настолько сильно, что могла склониться на сторону противника. Если в довоенный период ежегодный импорт составлял в среднем 54 млн тонн, то к концу 1940 года он сократился до 37 млн, в 1941-м – до 30,5 млн, а в первой половине 1942-го – до критических 24,2 млн, что всего на 2 млн тонн превышало рассчитанный лимит и создавало угрозу расходования резервов. Ситуация улучшилась только в конце 1942 года, когда взлом кода четвертого ротора немецкой шифровальной машины «Энигма» позволил идти на шаг впереди противника. Правда, вскоре немцы сменили коды, и британские моряки вновь оказались один на один с «волчьими стаями». Новую победу специалистам Блетчли-парка удалось одержать только в марте