и Сьюарду, «заставит нас потерять все то, что мы приобрели на выборах… Обструкция южан и отделение рабовладельческих штатов… вновь превратит нас в рабовладельческую империю». Само понятие территориального компромисса, замечал Линкольн, «означает признание равенства рабства и свободы и предает все, за что мы боролись… Мы только что выиграли выборы под лозунгом справедливого отношения к людям. Сейчас же нам заранее говорят, что государство распадется, если мы не покоримся тем, кого мы победили… Если мы капитулируем, с нами будет покончено. Они будут экспериментировать над нами в свое удовольствие. И года не пройдет, как мы должны будем принять Кубу в качестве условия того, что южане останутся в Союзе»[538].

Следуя рекомендациям Линкольна, все пять республиканцев в сенатском «комитете тринадцати» голосовали против предложения Криттендена. Руководствуясь тем соображением, что без поддержки республиканцев любой компромисс ничего не стоит, Тумбз и Дэвис также проголосовали «против», что не позволило принять компромисс с перевесом в один голос (7 против 6). После этого Криттенден представил свое предложение Сенату, где 16 января оно также было отклонено 25 голосами против 23, причем все 25 голосов принадлежали республиканцам. Четырнадцать сенаторов из отделившихся штатов или из тех, которые готовились отделиться, не голосовали. Хотя компромисс Криттендена и позднее выдвигался на первый план, оппозиция к нему республиканцев и безразличие южан обрекли его на неудачу[539].

Значило ли это, что именно республиканцы лишили государство последней надежды на предотвращение распада? Скорее всего нет. Ни компромисс Криттендена, ни какая-либо иная мера уже не могли остановить сецессию. Никакой компромисс не мог отменить того, что спровоцировало отделение, — единогласного избрания северянами Линкольна. «Нам плевать на любые попытки компромисса», — писал один сепаратист. «Спасти Союз выше человеческих сил, так как его покинут все „хлопковые штаты“», — говорил Джефферсон Дэвис, а Джуда Бенджамин соглашался, что «не в нашей власти достичь урегулирования проблемы»[540]. Еще до обсуждения всех проектов компромисса и даже до фактического начала сецессии — 13 декабря — свыше двух третей сенаторов и конгрессменов семи южных штатов подписали обращение к своим избирателям: «Спор исчерпан. Все надежды на сохранение Союза при помощи парламентских комитетов, законодательных органов и поправок к Конституции утеряны… Честь, безопасность и независимость Юга будут гарантированы только Южной Конфедерацией»[541]. Делегаты от семи штатов, собравшиеся 4 февраля 1861 года в Монтгомери для основания нового государства, не обращали никакого внимания на усилия поборников компромисса в Вашингтоне.

Важно, однако, было то, что в Монтгомери оказалось представлено лишь семь штатов. К февралю 1861 года главной целью дипломатических маневров стало удержать от выхода остальные восемь. Легислатуры пяти из этих штатов приняли решения о созыве конвентов[542], однако избиратели Виргинии, Арканзаса и Миссури сформировали в конвентах юнионистское большинство, а избиратели Северной Каролины и Теннесси, которым был дан выбор голосовать за или против созыва конвента, высказались отрицательно. Хотя Конфедерация послала эмиссаров в конвенты штатов Верхнего Юга с предложением присоединиться к ней, конвенты в Миссури и Арканзасе в марте отвергли сецессию (Арканзас — незначительным перевесом голосов), а Виргиния сделала то же самое 4 апреля при соотношении голосов 2 к 1. Основной причиной таких решений была меньшая концентрация рабов на Верхнем Юге. Рабы составляли 47 % населения штатов Конфедерации, но лишь 24 % — на Верхнем Юге. 37 % белых семейств Конфедерации владели рабами, тогда как всего 20 % — в штатах Верхнего Юга[543].

Провал попыток сецессии в штатах Верхнего Юга, казалось, подтвердил веру республиканцев в преобладании юнионистских настроений в регионе. Однако этот юнионизм был в большой степени «обусловленным». Условием было воздержание северян от каких бы то ни было попыток «насилия» в отношении Конфедерации. Легислатура Теннесси постановила, что граждане штата «все как один будут противостоять вторжению на земли Юга любыми методами и до последнего вздоха». Еще более грозной выглядела подобная клятва легислатуры Виргинии, конвент которой, чтобы наблюдать за развитием ситуации, не распустился после того, как проголосовал против сецессии. Умеренные республиканцы приняли такие жесты во внимание, и первые три месяца 1861 года их давление не было жестким. Это было временем «искусного бездействия», временем ограниченных уступок, призванных укрепить «молчаливое большинство» юнионистов Нижнего Юга, чтобы те могли приступить к «добровольной реорганизации» своих штатов. В частности, Сьюард оставил свою идею о «неотвратимом конфликте» и стал вождем миротворцев.

«Каждое наше рассуждение, — писал он Линкольну в письме от 27 января, — должно быть миролюбивым, выдержанным и терпеливым, возвышая таким образом юнионистскую партию сепаратистских штатов, которая со временем вернет их в лоно Союза». Настроенный не так оптимистично Линкольн, тем не менее, одобрял такой подход, покуда он не вынуждал «идти на компромисс, потворствующий рабству или позволяющий распространять его дальше»[544].

Республиканцы, участвовавшие в деятельности специального «комитета тридцати трех» (по числу штатов)[545] Палаты представителей, первоначально придерживались «фабиевой тактики». Чарльз Фрэнсис Адамс поддерживал предложение о принятии в состав Союза Нью-Мексико (включавшего и сегодняшнюю Аризону). Такой реверанс преследовал особую цель: вбить клин между штатами Верхнего и Нижнего Юга, видимостью уступок в территориальном вопросе перетянув первые на сторону Союза. В Нью-Мексико действовало рабовладельческое законодательство и жило небольшое количество рабов, но все понимали, что рабство там не укоренится: по замечанию Криттендена, после принятия Нью-Мексико Север в конечном итоге получил бы еще один свободный штат. Члены комитета от Нижнего Юга с презрением отнеслись к этому предложению, тогда как некоторые представители Верхнего Юга его одобрили, тем самым проглотив наживку Адамса. Он также убедил девятерых из пятнадцати республиканцев в комитете одобрить это псевдонарушение линии партии, и соответствующее решение было принято комитетом 29 декабря. Правда, когда два месяца спустя вопрос был вынесен на голосование в Конгрессе, республиканцы забаллотировали его с трехкратным перевесом голосов. Тем не менее в течение этих двух месяцев неопределенный статус Нью-Мексико играл некоторую роль в удержании Верхнего Юга в составе Союза[546].

Этому способствовали и две других рекомендации «комитета тридцати трех». Обе получили активное содействие Сьюарда и пассивное — Линкольна. Первой была резолюция, призывавшая к неукоснительному соблюдению закона о беглых рабах и отмене конфликтовавших с ним законов о личной свободе. Эта резолюция была принята Палатой представителей 27 февраля при поддержке почти половины республиканских конгрессменов. На следующий день Палата приняла проект Тринадцатой поправки к конституции, гарантирующей невмешательство государства в существование рабства. Для трех пятых республиканцев это было уже слишком, однако двух пятых из них в обеих палатах хватило для того, чтобы принять поправку незначительным большинством голосов, необходимым для отправки ее на ратификацию в легислатуры штатов. Впрочем,