Я сел рядом с девушкой. Крутое и горячее, даже, как мне показалось, пышущее жаром бедро прижалось к моей ноге, отчего мысли путались. Я что, влюбился?

Я тряхнул головой, приходя в себя, и, осмотрев слушателей, начал:

– Хотите услышать, как война началась? Что ж, это информация не секретная (особист, не морщись), но о ней не распространяются. Поэтому я надеюсь, что после моего рассказа вы поймёте, почему я так не люблю наглов и пиндосов (вы уже знаете, что именно так я называю наших союзничков).

Мне потребовался час, чтобы довести до своих моряков основные тезисы как британской политики, так и политики США. Я объяснил, что именно Англия спровоцировала нападение Гитлера на нас, так как не желала воевать в одиночку с сильным противником. Гитлеру тоже особо этого не нужно: задавил бы британцев и уже тогда мог за нас приняться. Обширные территории Союза его действительно влекли, но воевать на два фронта его принудили именно британцы.

Причём за всю историю России они часто проделывали подобное, вот и сейчас сработало. По сути, мы воюем за их интересы, ну и за свою свободу. С американцами же у Гитлера чисто деловые отношения: половина заводов в Германии принадлежит гражданам США. В общем, загрузил я команду серьёзно, они и не подозревали, что нас фактически втянули в эту войну. И кого же такое обрадует?

Остаток дня я потратил на фехтование и на учёбу со штурманом. Потом принял душ (опреснительная установка работает, её чистят и обслуживают при каждом возвращении из похода) и направился спать. Ночью старпом вахтенный: после Москвы у меня снова времена суток поменялись, и теперь я днём на лодке командую, а он ночью.

* * *

Утром после завтрака я принял командование лодкой. Было уже недалеко, но движение здесь оказалось неслабое, приходилось скрываться под водой, пропуская рыскающие тральщики и немногочисленные эсминцы. Что-то немало их тут носится, с чего бы это? Немцы решили провести крупный конвой и проверяют маршрут? Может быть, весьма даже похоже. Однако отправить сообщение я не мог: у нас радиомолчание на борту.

Весь день ко мне подходили матросы и старшины, и все их вопросы касались одного: действительно ли британцы так поступали? Я подтверждал, прямо заявляя, что они нам союзники, пока война идёт, а как победим, всё сразу изменится – станут врагами. Так что имейте это в виду. Мой авторитет не только в команде, но и на флоте был непререкаемый, поэтому верили и обсуждали.

Хорошо, что в этом походе не было нашего комиссара, он слёг в больницу с аппендицитом: за два часа до выхода начался приступ, и его срочно отправили в госпиталь. Когда мы покидали залив, получили сообщение, что он благополучно прооперирован. Вот он бы тут агитацию провёл: комиссар был из тех, кто к союзникам хорошо относился – мол, братья навек.

Шли мы, соблюдая режим радиомолчания. Однажды нам встретился шедший в нашем направлении немецкий эсминец с гидролокатором, который просвечивал воду в разных местах. Это оборудование пока особо не распространено, но у этого эсминца оно было. Нам пришлось срочно ложиться на дно, а глубина тут сто десять метров. С нашей максимальной соткой корпус трещал, но выдержал. На фоне дна нас не обнаружили и ушли, а мы направились дальше.

Когда мы подошли к месту наших будущих боевых действий, начало темнеть. На фарватер я вышел так же, как и в прошлый раз. Похоже, немцы и не поняли, как это произошло, а шум прибоя забивал эфир помехами, не давая возможности услышать наши электромоторы (мы шли в позиционном положении).

Да уж, мин немцы тут накидали – просто держись. И фарватер стал не прямой, а зигзагами; вот, наверное, лоцманы вешаются. Думаю, они решили, что я в прошлый раз через фарватер прошёл, а сторожевой корабль моё появление ушами прохлопал. Оттого сейчас и охраны куда больше.

Я поставил все двадцать мин с тем же заглублением – на крупные боевые корабли или суда с большой осадкой. Но уходить не стал, а направился по фарватеру к выходу, к аж трём сторожевым кораблям, два из которых были противолодочными. Плюс была подводная лодка, причём относившаяся к малым, которые используют обычно для береговой обороны. Она зависла в массе воды на глубине двадцати метров и слушала шумы.

Из порта выходило судно, и под его прикрытием мы прошли половину фарватера. Развернувшись, я задом завёл свою лодку в одно из минных полей. Там мы легли на дно с небольшим креном на корму из-за неровности дна. Глубина здесь была всего шестьдесят метров. Шестьдесят три, если уж быть точным, и сорок два сантиметра. Это я так нервно шучу, не обращайте внимания.

Я велел всем отбыть ко сну, остались лишь трое вахтенных. Акустик тоже не спал, он слушал шумы вокруг и, если что, должен был поднять меня. Сигнализацию Взора я настроил, и если кто-то пересечёт его границы, я об этом узнаю, он меня поднимет.

И поднял, ещё до того как акустик прислал вестового. Начинало светать, мы всего час как на дне лежим, как вдруг стали слышны многочисленные шумы. Акустик посчитал, что это те самые крейсера с кораблями охранения, которых мы и ждём, только я уже знал, что это не так. Шалея от осознания увиденного, я рассматривал «Тирпиц», который в сопровождении линейного корабля «Гнейзенау», тяжёлого крейсера «Лютцов» и шести скоростных эсминцев подходил к фарватеру. Похоже, они пришли сюда прямиком из Германии.

– Всем соблюдать тишину. Боевая тревога, подготовить носовые и торпедные аппараты. Внимание, ребята, атакуем «Тирпиц».

Никто, конечно, не понял, откуда я узнал, кого мы будем атаковать, но поверили на слово. То, что я всегда знаю, что делаю, и что всегда получается, как я сказал, у команды уже притчей. Они начали весело готовиться к бою, а вот мне не было весело. Пока эскадра подходила, я, используя спички, на карте входа в бухту (у нас была подробная) разыгрывал разные варианты будущего боя.

Присутствовали практически все командиры, некоторые советы давали, и толковые, но как я ни крутил, выходило, что выбраться живыми у нас шансы не просто маленькие – мизерные. Нас загоняют и уничтожат, торпед на всех не хватит. Тем более сейчас день, а мы и так всю ночь работали, зарядка аккумуляторов семьдесят три процента. Хорошо, что успели перед тем как на дно лечь немного провентилировать лодку.

В общем, как я ни крутил разные варианты, но выходило, что покидать минные поля нам нельзя: немцы сюда не сунутся, побоятся, авиацию натравят, но наш шанс на спасение именно в этом. Не простят они нам ни линкоры, ни крейсер.

Я решил атаковать все три крупных надводных корабля, пока они будут проходить мимо. Не весь залп по «Тирпицу»: две торпеды ему и по две – другим кораблям. Потом разворот, и стреляю кормовыми. Корабли вынуждены будут рвануть вперёд, а там поставленные мной мины. Кому-то не повезёт. Так что засада должна быть неплохой, и главное здесь – отбиться потом от своры противолодочных кораблей, которых я уже тридцать единиц насчитал, включая эсминцы.

Два эсминца проскочили вперёд по фарватеру, следом пошёл «Гнейзенау», потом «Тирпиц» и следом тяжёлый крейсер, вдали маячили транспорты обеспечения. Я уже стоял у акустика и слушал шумы, тихим голосом отдавая приказы. Мы медленно всплывали на перископную глубину, нос нашей лодки и так высовывался из границ минного поля, и, в принципе, работать и поворачивать лодку корпусом было можно.