Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сам Сафар нервничал тем больше, чем ближе они подъезжали к Леддне. Когда Працит только доставил весть, что решение царевича о назначении старосты градоправителем Леддны осталось неизменным и что в истории с Мисрой и бусами он Сафара не винит, староста думал, его сердце подведёт – от облегчения и перенесённого волнения. Потом он несколько раз велел сыну повторить в деталях весь разговор с царевичем и ещё раз перечитал письмо почтенного Нэбвена. Во избежание огласки в послании ничего не говорилось напрямую, но военачальник косвенно подтверждал слова царевича, говоря, что рэмеи по-прежнему считают Сафара своим добрым другом.
Вскоре после битвы за город в село прибыли гонцы. Царевич желал видеть Сафара с супругой в Леддне как можно скорее, хотя и выражал понимание, что сначала старосте потребуется завершить дела. Вот тут-то мужчину обуяла самая настоящая паника, и если б не убеждения Алии да не успокоительные лекарские настои, он бы, наверное, и вовсе не собрался.
«Коли сиятельный царевич даже промах наш простил – чего ты боишься, родной? – успокаивала супруга. – Всё уже оговорено. Раз уж сам сын Императора в тебе уверен, стыдно в себе самом сомневаться».
К счастью, вскоре на Сафара снизошёл долгожданный покой – мол, будь что будет, а он теперь почти что наместник самого Императора, да будет тот вечно жив, здоров и благополучен. Может, и прав сиятельный царевич, и ничего такого сложного в бытии градоправителем нет? Как он там изволил выразиться? «Ты заправлял десятком полей, а теперь – несколькими десятками станешь». Да и не в одиночку ведь будет Сафар своим разросшимся хозяйством управлять. Перед ним должны отвечать старосты окрестных селений, а там-то он хорошо понимал, как дела устроены. Ну, а что по сути есть город? Одно большое селение. И царевич ведь наверняка назначит толковых людей и рэмеи ему в помощь, поскольку Леддна станет теперь его, царевича, гарнизоном.
Пока суд да дело – собрать всё, объяснить старшему Титосу, что к чему, хоть тот всегда был парнем смышлёным, а сейчас и вовсе в делах села разбирался не хуже отца, но мало ли что случится в отсутствие прежнего старосты – времени прошло немало. И вот теперь Сафар подъезжал к Леддне. Как ни крути, а сердце нет-нет, да проваливалось в пятки. Из них троих только Працит, похоже, не волновался. Видимо, после того, как юноша готов был и смерть принять, принеся царевичу проклятые бусы, его уже ничем не проймёшь. С гордостью бывший староста посмотрел на младшего сына, гадая, как сложится его судьба в их новой жизни.
– Ну, почти прибыли… – тихо проговорила Алия, вглядываясь вперёд, где за полями уже маячили стены города, лежавшего в объятиях скалистых холмов.
– Интересно, сильно ли изменилась Леддна? – заметил Сафар. – Поди и храм у нас тут новый заложат какой-нибудь.
– Заложат, а как же, – согласился один из солдат. – Когда Боги довольны, то и на земле хорошо живётся.
Богов по всей Лебайе почитали разных – и рэмейских, и эльфийских, в зависимости от региона. Люди меняли их имена на свой лад и слагали свои собственные легенды, но в целом верования были вполне узнаваемы.
– Сперва стены укрепят, – вступил в разговор другой воин. – Я слыхал, акрополь хорошо укреплён, но гарнизону хорошо б несколько рядов защиты иметь.
– И то верно! Как думаешь, каменщиков сразу пришлют или погодя?
– Погодя. Сперва ж отряды прибудут и обозы. И жрецы с ними, конечно.
– А я думаю, сразу, – отозвался третий. – Раз велено город укреплять, то и медлить не станут. Границу сдвинуть – это вам не орехи рогами на спор колоть.
– Что, и так можно? – изумилась Алия, недоверчиво глядя на аккуратные рога ближайшего воина в прорезях золотистого шлема.
– Можно, госпожа, – со смехом кивнул рэмеи. – В юности в казармах чего только по дури ни сделаешь.
– Ага, особенно на спор! – хохотнул второй.
– Ты перед почтенной супругой старосты-то дисциплину нашу не порочь, – весело сказал первый солдат, ткнув товарища локтем в бок.
– А в гарнизоне вообще как оно живётся? – спросил Сафар.
Воины охотно стали рассказывать, как из Леддны постепенно будут делать гарнизон, и как там будет житься. Всё это было Сафару любопытно и ново, хотя рэмейские порядки он уже знал неплохо, и они ему нравились. За разговорами и волнение отступало.
– О, никак нас встречают! – воскликнул вдруг Працит, останавливая коня, и привстал, указывая вперёд.
Вторая сопровождавшая их телега остановилась в десятке шагов позади.
– Эй, чего там? – крикнул возница. – Колесо у вас, что ль, застряло?
– Не, стража едет! – ответил один из солдат.
Между полей к Леддне тянулась широкая утоптанная дорога – та самая, по которой селяне обычно въезжали в город на ярмарку. По ней навстречу небольшому отряду ехали всадники.
Рэмейские воины перестали шутить и подтянулись, почётным караулом вставая по обе стороны от телег, являя собой воплощение той устрашающей силы, частью которой и являлись. Сафар и Алия подались вперёд, щурясь от солнца – силились разглядеть, кто же их встречал, и ждали.
Всего всадников было пятеро. Возглавлял их высокий светловолосый мужчина в панцире стражника Леддны. На широкой, украшенной чеканными бляхами перевязи крепился короткий меч. Его шлем, отмеченный опознавательными знаками командира, был приторочен к седлу.
По обе стороны от него и чуть позади ехали два рэмеи и два человека. Люди также были облачены в панцири леддненской стражи, хорошо знакомые Сафару. Рэмеи, соответственно, носили доспехи имперской армии. Отряд словно символизировал собой новые порядки, наступившие в городе, и союз обоих народов.
Всадники и сопровождавшие старосту солдаты отсалютовали друг другу, после чего командир чуть поклонился в седле, глядя уже на Сафара и Алию.
– Рад приветствовать вас в Леддне, почтенные, – звучно проговорил он. – По приказу Сына Солнца я препровожу вас в город.
Его открытое лицо с чётко вылепленными скулами и прямым благородным носом, с серьёзным взглядом серо-голубых глаз показалось Сафару смутно знакомым. Где-то он уже определённо видел этого человека, вот только никак не мог вспомнить, где именно…
– Привет, Никес! – воскликнул Працит, махнув рукой. – Вот мы и добрались наконец!
Командир улыбнулся, узнав его.
– Всё ж решил вернуться, Працит, – прекрасно!
– Тебя теперь и не узнать, ого! – восхитился