в акрополе… – тихо проговорил Сафар, наконец. – Не представляю, как оно будет. Может, попроще как-то что… Но дом-то хороший, и Алия так рада.

– Нельзя попроще, – Никес чуть улыбнулся и, когда староста бросил на него подозрительный взгляд, кивнул. – Да, я знаю о приказе.

– Ох… – Сафар растерянно развёл руками.

– Сын Солнца хотел, чтобы я помогал вам и поддерживал. Стража Леддны на твоей стороне, – тихо сказан воин, легонько стукнув кулаком по нагруднику.

– Спасибо, Никес, сын Тодиса, – искренне сказал староста, сжав его плечо совсем по-свойски. – Боязно мне ко всему этому приступать, чего уж там. Но вместе уж как-нибудь справимся, да? – он с надеждой посмотрел на командира.

– Несомненно. А пока о том не объявлено… мы этого тоже не обсуждаем.

– Славно! А когда сиятельный царевич меня видеть изволит, он не говорил, нет? И с почтенным Нэбвеном бы словечком перемолвиться. Алия ему там лично гостинцев собрала, всё как он любит.

Никес вздохнул, не зная, как подступиться к этой теме, чтобы не вызвать у явно взнервлённого Сафара приступа паники.

– Не принимает пока никого сиятельный царевич, – негромко проговорил он, глядя куда-то в сад, где беззаботно щебетали птицы, а яркий свет, пробивающийся сквозь листву плодовых деревьев и серебристых олив, совсем не вязался с мрачными вестями последних дней. – И военачальник тоже не принимает. Нездоровится ему…

– Ох, Боги, как же так? – расстроился Сафар. – А помочь чем-то мы можем? Что случилось – болезнь какую подхватил? А целители рогатые что говорят?

– На нас напали, – коротко пояснил Никес. – Жизнь военачальника всё ещё под угрозой. О большем, прости, не могу рассказать.

Староста понятливо закивал, встревоженный и опечаленный.

– Когда можно будет… расскажешь ведь? – осторожно уточнил он.

– Не изволь сомневаться, – воин ободряюще улыбнулся ему, искренне надеясь, что и сам скоро всё узнает. – А когда отдохнёте с дороги, могу рассказать, что тут у нас да как.

– Вот спасибо тебе! Мы-то далековато от Леддны жили, разве что на ярмарках тут бывать доводилось. В акрополь-то я и вовсе не хаживал! Красиво тут… Только дворец… ну, остатки дворца и… рожа эта… пугают немного.

– А «рожа» нынче почти что символ нашего города.

– Боги мои! Шутишь?!

– Не совсем, – усмехнулся Никес. – Бой тут у нас был почти как в древних сказаниях.

– А и бесы с ним, с отдыхом – расскажи, командир! Погоди, только жену кликну – и расскажи уж, будь добр!

Сафар поспешил в дом, что-то крича Алии. Потом уже из дома раздался приглушённый голос Працита, который тоже хотел послушать про бой.

Никес вскинул голову, оглядывая большой крепкий дом со светлыми стенами и открытой летней крышей, пригодной для того, чтобы спать там тёплыми ночами. С балкона, откинув светлые полотняные занавеси, выглянула Клийя и с улыбкой помахала ему рукой, и он улыбнулся в ответ.

Алия позвала всех трапезничать. Проходя в дом, ещё недавно принадлежавший его врагам, Никес подумал о том, как простые хорошие люди делали жизнь других приятнее и легче даже в тяжёлые времена.

⁂

Когда он переступил границу портала, ему не дали долго оглядываться, мгновенно подхватили под руки и повели куда-то. Перкау едва успел окинуть взглядом помещение и удивился, что столичное портальное святилище почти ничем не отличалось от такого же в Кассаре. Ему, как, наверное, каждому провинциальному жрецу, почему-то казалось, что в Апет-Сут, сердце Таур-Дуат, всё должно быть ярче, масштабнее: он был немало наслышан о богатстве местных храмов, о щедрых жертвах, приносимых Богам императорской семьёй. В следующий миг Перкау внутренне усмехнулся – ну не золотом же должны быть устланы здешние полы. С путешественников, конечно, станется рассказывать всякое, но рассказчикам свойственно приукрашивать.

Мягкое золотистое свечение потайных лампад озаряло стремящиеся ввысь испещрённые иероглифами колонны, углубляло мистические тени коридоров. Краски на рельефах были яркими, насыщенными – не в пример тем, которыми приходилось довольствоваться общине Перкау. Наполненные дыханием Божества и Силой творимых в храме ритуалов, изображения казались живыми. Но эта жизнь не пугала Перкау, как когда-то – бальзамировщик отчетливо помнил это – она испугала пришедшего в его храм Паваха из рода Мерха. Он был дома в каждом из Мест Силы Стража Порога. Встреча с Сааром помогла ему воспрянуть духом, подарила надежду на то, что истина раскроется и гармония будет восстановлена, что Закон восторжествует над страшными наветами. Случится это при жизни Перкау или после, наверное, уже не столь важно.

Молчаливые стражи вели его по полупустым коридорам. Впереди шёл тот же столичный жрец, который сопровождал Перкау в Кассаре. Изредка им встречался кто-то из бальзамировщиков и послушников, но никто не выражал удивления или враждебности, словно и не происходило ничего особенного, словно не вели сейчас по храму опасного преступника, отступника, что был призван на суд самим Владыкой. Надежда вспыхнула было в сердце Перкау – а что если Император уже знал правду? Что если нет уже смысла охранять тайну? Вспыхнула и угасла… Хэфер и Тэра не могли добраться до столицы так быстро. Точнее, могли бы, если б воспользовались порталом в Кассаре, но не стали рисковать. Саар сказал бы ему. Добраться же до другого портала у царевича и жрицы просто не было времени. Волнение снова сжало сердце бальзамировщика – не за себя, за них.

У одной из дверей сопровождавший его жрец остановился и обменялся несколькими фразами с двумя посвящёнными воинами, охранявшими вход.

– Он уже ждёт, – кивнул один из стражей, коротко посмотрев на Перкау. При этом взгляд его был совершенно безучастным.

Учитывая все обстоятельства, это даже немного успокаивало.

Дверь перед ними открылась, и бальзамировщика ввели в небольшую тускло освещённую приёмную. За добротным, лишённым богатых инкрустаций и искусной резьбы столом сидел старец, иссушенный временем настолько, словно уже сам превратился в мумию. Рога на гладко выбритой голове потрескались, а кожу цвета тёмной бронзы испещряли глубокие морщины. Его глаза были полуприкрыты – он как будто дремал, подперев щёку тонкой рукой с длинными, почти чёрными, как у священного пса, когтями. Широкий золотой браслет болтался на хрупком запястье, точно не по размеру выкованный наруч. Поверх тёмных одежд на груди его висела тяжёлая пектораль с изображением Ануи, украшенная самоцветами и драгоценной эмалью, как и прорезное ожерелье со сценами из легенд, к которому она крепилась. Такой чудесной пекторали не было больше ни у кого из Верховных Жрецов других храмов Стража Порога.

Но даже не пектораль, символизировавшая высшую ступень служения Ануи и власть над всеми бальзамировщиками Таур-Дуат, обозначала эту самую власть. От старца исходило столько Силы, до боли знакомой Перкау! Само его присутствие повергало в священный трепет, как присутствие Божества в одухотворённой храмовой статуе. Этот