Он спрашивает Сесилию Корнаро:

— Как девушка из такой семьи могла стать актрисой?

Она тоже озадачена.

— Я никогда о подобном не слышала.

Она склоняется над портретами, сопровождая просмотр рассказом о той или иной леди. Одна оказывается любовницей французского посла, а другая любовницей мужа сестры.

Эти дамы из рода Вениер не слишком-то преданы семейному очагу.

Валентину не нравится эта мысль.

Наконец он находит ее. Он берет в руки лист бумаги и понимает, что это она, Мимосина Дольчецца, только на несколько лет моложе. Не отдавая себе отчета, он прижимает портрет к губам.

Сесилия Корнаро ласково интересуется, можно ли ей взглянуть на то, что он нашел. Он схватил рисунок так быстро, что она не успела посмотреть.

Когда он передает ей портрет, лицо художницы темнеет.

— Это рисунок Антонио, но я хорошо его знаю. Это Катарина Вениер, какой она была почти двадцать лет назад. Она была настоящим произведением искусства. Ни секунды не сидела на месте. Видите размытость подбородка? Выражение лица постоянно менялось. Каждый раз, когда он поднимал на нее взгляд, перед ним было другое лицо. Ему казалось, что она дразнит его. Наконец он пригласил ее родителей, чтобы они заставили ее вести себя, как подобает. Как и Антонио, я тоже не люблю работать с подростками. Слишком скучно. У них у всех одни и те же пристрастия и ветер в голове. Антонио пояснил Ипполите и Карло Вениер, что ее плохое поведение — не его, а их затруднение.

Валентин внимательно глядит на молодое лицо возлюбленной. Он не может думать о ней как о Катарине, поскольку невозможно поверить, что ей тридцать пять лет. Это значит, что она всего на десять лет моложе его. Он снова смотрит на эскиз. Линии рисунка менее уверенны, чем на других эскизах.

— Портрет не закончен, верно? — спрашивает он. Сесилия молча качает головой.

— Что тогда произошло? — хочет узнать он.

— Ах, это то, что я едва ли забуду. Антонио часто рассказывал эту историю. Она устроила чудовищную сцену, закатила кошмарную истерику, потому что отец попросил ее надеть какую-то фамильную драгоценность. Она кричала, что та отвратительна и она никогда ее не наденет. Заявила, что ненавидит бриллианты. Потом она сорвала ожерелье с шеи и выкинула его в окно. Оно упало в канал, и его, конечно же, не нашли. На этом все кончилось.

— И с портретом тоже было покончено? — спрашивает Валентин, краснея при воспоминании о том, с какой неохотой она принимала от него бриллианты.

— Да. Отец вынес ее из комнаты, и больше она здесь не бывала.

— Вы знаете, что с ней стало? Она вышла замуж?

Сесилия Корнаро улыбается, но уже понятно, что ее информация скорее породит новые вопросы, чем даст ответы.

— Да, в некотором смысле. Она стала невестой Христа. Антонио рассказал мне, что после этой выходки родители заточили ее в монастырь, и с тех пор никто никогда не видел ее в обществе.

— Какой монастырь?

— Должно быть, Святого Захарии, — ответила она серьезно. — Он самый богатый. Там Вениеры хоронят заживо своих дочерей.

5

Тонизирующая пилюля

Берем консервированные красные розы, бальзам Лукателлуса, всего по полдрахмы; перуанский бальзам, три капли; смешиваем.

Это отличное средство от кашля и ранней чахотки, кровохаркания, дизентерии, контузий и любого внутреннего кровотечения.

Пока он разглядывал эскизы, прилив достиг пика. Валентин идет по омытым соленой водой улицам и чувствует себя заново рожденным. Он знает, кем является его возлюбленная.

В Лондоне, как ему кажется, у него нет глаз, скорее какие-то слабые их заменители. В Венеции же он видит гораздо лучше. Город словно говорит с ним языком образов, хорошо понятным ему. Гуляя по вечерним улицам, освещенным пламенем фонарей и факелов, Валентин видит покрытые солью кирпичи, свидетельствующие об опасных приливах, за которыми Катарина Вениер наблюдала из окон своего дворца и с лоджий, где отдыхала в жаркие летние дни. Конечно, в Лондоне тоже есть покрытые солью кирпичи и лоджии, но они блеклые и неинтересные, потому Валентин их никогда не замечает.

Он снова и снова думает о том, что ему удалось узнать.

Он не расстроен. Скорее напротив, он рад, что она оказалась благородных кровей, хотя ему сложно в это поверить. Ему кажется, что она находится очень близко. Он никогда не спал с аристократкой и потому считал, что ощущения должны отличаться. Он не чувствует инстинктивного почтения к ней, разве что обычное уважение к даме. Возможно, он действительно всегда хотел верить в то, что человеку присуще природное благородство, которое определяет его судьбу. Катарина подтвердила эфемерность классовой принадлежности, став актрисой, а он сделал то же самое, заработав немалое состояние.

Начинается сильный дождь, льющий из густых туч. Поток обрушивающейся с неба воды так силен, что маленьких собачек приходится брать на руки, чтобы их не смыло. Чулки Валентина моментально промокают, а башмаки превращаются в сырые развалины. В рот и нос затекает вода. Дождь заливает глаза, так что Валентин едва видит, куда идет.

Внезапно ливень прекращается, и воздух наполняется оглушительными птичьими трелями. Они преследуют его до самого дома, приветствуя, когда он заходит в сад штаб-квартиры.

Валентин уносит к себе в комнату два портрета и ложится на кровать. Прислонив эскизы к стоящему на столе канделябру, он переводит взгляд с одного изображения на другое. Красивая юная блондинка и смуглый, утонченный мужчина.

Конечно, их ничто не связывает. В том зале склада на прощании с Томом они очутились рядом лишь по чистой случайности. Мимосина пришла искать примирения с ним после глупой ссоры. А убийца появился там, чтобы насладиться видом содеянного и подтвердить собственную эффективность.

Девушка на эскизе не похожа на монахиню. Валентин снова задается вопросом: как венецианская монахиня смогла стать актрисой? Подобное развитие событий так удивительно, что он не видит в этом никакой логики. Ему бы хотелось услышать от нее пояснения. Теперь, когда он уже так далеко зашел, Валентин думает, что с глазу на глаз, в интимной обстановке спальни, она обязательно поведает ему историю своей жизни. Он получит ответы после встречи в «Черной летучей мыши». Очень скоро.

Он поворачивается к портрету мужчины, так искусно нарисованному, что у Валентина инстинктивно сжимаются от ярости кулаки.

— Я посмотрю, как ты у меня заскулишь, — обещает он портрету.

Со свечи на портрет Катарины падает капля воска. Валентин быстро убирает канделябр, заменив его бумажной коробкой от пирожных, среди которых было обнаружено письмо Мимосины. Диззом всучил ее Валентину под глупым предлогом, что она, возможно, сможет помочь ему отыскать актрису.

— Этот ящик может сам быть сообщением или намеком, понимаешь? — говорил ему Диззом.