самолётах обнаружили растрескивание и отставание обшивки. Произошло несколько катастроф. Была проведена проверка технического состояния авиапарка, в результате которой сотни самолётов оказались не пригодны к полётам. В основном это касалось истребителей Яковлева. И это накануне немецкого наступления. Аналогичная картина, хоть и не в таких масштабах, была и во 2-ой воздушной армии, действующей южнее Курска.

Вот что мне нравится в этом времени, так это то, что возникшие проблемы решаются молниеносно, без тягомотины различных согласований, уточнений, новых согласований, согласований уже согласованных уточнений и так далее. Уже через три дня после поступления в Ставку сигнала о возникшей проблеме начали прибывать заводские ремонтные бригады, которые незамедлительно приступили к работе.

В связи с возникшей ситуацией нам работы прибавилось. Приходилось компенсировать выбывшие по техническим причинам самолёты увеличением количества боевых вылетов. Разработали мы и тактику совместных действий с «лавочкиными». Теперь при перехвате вражеских бомбардировщиков мы брали их на себя, а «Ла-5» занимались истребительным прикрытием.

Вообще, от применения нами летающего радара немцам стало довольно кисло. Контролируя воздушное пространство командование получило возможность точно наводить истребители на перехват самолётов противника. Куда бы ни сунулись немцы, практически везде их уже ждали.

Естественно, что наличие у русских странного самолёта не осталось без внимания немецкой разведки. Попытки с земли подобраться к нашему месту базирования провалились. Ну так ещё бы. Тут едва ли не под каждым кустом сидели бойцы НКВД, усиленные бронеавтомобилями. Несколько попыток авианалётов так же были отбиты как нашей авиацией, так и зенитной артиллерией, которой вокруг было, мягко говоря, не мало. Тогда немцы решили нанести точечный удар.

С аэродрома вблизи Белгорода взлетела группа из восьми пикировщиков «Ю-87» с прикрытием из шести «мессеров». Одновременно немцы нанесли бомбо-штурмовой удар по нашим позициям на линии фронта и по нескольким аэродромам севернее Белгорода. Под этот шум ударная группа пересекла линию фронта и на малой высоте устремилась в нашу сторону.

Возвращающийся с патрулирования «Пе-8ВР» засёк их, когда они были над Обоянью. До нас им осталось чуть больше 50-ти километров. Объявил тревогу и поднял в воздух звено «кобр», которым командовал Гуладзе, и два звена «Ла-5». При этом одно звено, под командованием Кожедуба, направил в обход, чтобы он не дал уйти тем, кто уцелеет у нас. Немцев перехватили уже на подходе к аэродрому.

Птенцов Геринга порвали как Тузик грелку. Нам с Силаевым оставалось лишь кружить над побоищем и контролировать, тяжко вздыхая при этом. Мне даже не пришлось вмешиваться. С первого же захода на встречных курсах «кобры» свалили четырёх «лаптёжников», а «лавочкины» двух «мессеров». Однако на немцев это, казалось, не произвело никакого впечатления. Они всё так же пёрли к цели. Камикадзе, блин, тевтонского разлива. Развернувшись, звено Дункана завалили ещё двух «юнкерсов», прежде чем оставшиеся два решили не искушать судьбу и, вывалив свой груз куда придётся, попытались уйти. Ага, счаззз! Так им это и дали сделать. Ещё один заход и на земле добавилось два костра. Им даже не надо крестов на могилы, сойдут и на крыльях кресты. «Лавочкины» сожгли одного и сильно повредили второго «мессера». Немец пошёл на вынужденную посадку. Ну пусть попробует. Уверен, внизу его примут с распростёртыми объятиями. Оставшаяся четвёрка фрицев рванула в сторону линии фронта. Одному не повезло, его настиг снаряд из 37 мм. авиапушки одной из «кобр» на дистанции, когда немецкий лётчик уже почувствовал себя в безопасности. Похоже снаряд угодил в бензобак, так как немец взорвался в воздухе. Идущий чуть в стороне «мессер» вдруг пошёл в плавный вираж с небольшим набором высоты и от него отделилась фигурка лётчика, хотя, насколько я мог видеть, по нему никто не стрелял. Может до этого получил повреждение? Связался с землёй и передал координаты прыгуна.

— Зверь-1! — вызываю по радио Кожедуба. Кстати, позывной не я придумал. Такой ещё в Раменском присвоили, но, чувствую, это навсегда, — К тебе двое недобитков идут. Встреть.

— Принял, Тринадцатый. Недобитков добьём, — Кожедуб доволен. Любит подраться в небе.

Мы уже сели и я прошёл на КП, чтобы узнать обстановку, когда на связь вышел Кожедуб.

— Здесь Зверь-1! Точка (позывной нашего КП), предупредите зенитчиков, чтобы не пальнули. Я тут гостинчик веду. А то сюрприз попортят.

— Здесь Тринадцатый! — беру в руки микрофон, — Зверь-1, объясните, что за гостинец и что за сюрприз?

— Да фриц никак не пожелал сбиваться, вот я и решил его к нам притащить. Вёрткий, собака! Сделаю из него чучело и у входа в землянку поставлю, мышей отпугивать, — Кожедуб весело хохмит.

Связался с зенитчиками и предупредил их. Вскоре показался «мессер» позади которого шла пара «Ла-5». Ещё одна пара пошла на посадку, показывая немцу, куда ему следует садиться и заруливать. Немец выполнил всё в точности и вот из откинутого вбок фонаря на землю летит пистолет, а пилот встаёт в кабине с поднятыми вверх руками.

Когда я увидел документы пленного немецкого лётчика, то у меня натуральным образом отпала челюсть. Лейтенант Эрих Альфред Хартман[80], награждён Железными крестами 2-го и 1-го класса, считается наиболее результативным пилотом-истребителем за всю историю авиации, одержав 352 воздушные победы. Вернее считался там, в другом времени. А здесь он отлетался. Здесь у него все шансы стать лучшим и результативным лесорубом где-нибуть в сибирском лагере. И, что характерно, приземлил его лучший советский ас Иван Кожедуб. Правда лучший тоже в том, другом времени, но и здесь у него есть все шансы.

Но и это были ещё не все сюрпризы. Из допроса Хартмана узнали, что они сопровождали группу пикировщиков, которой командовал…Ганс-Ульрих Рудель[81]. Тот самый Рудель, сбросивший 1000-килограммовую бомбу на линкор «Марат» в Ленинграде, которая попала в орудийную башню главного калибра и вызвала взрыв погребов и частичное затопление корабля. По словам Хартмана, Рудель погиб в первые же секунды боя. Мда, топчу «бабочек» целыми стаями.

Написал представление на Кожедуба на звание лейтенанта и награждение орденом Красного знамени. Заодно засел за отчёты о боевой работе. Рядом сидел и, что называется, скрипел пером Гайдар. Во время допроса Хартмана я аккуратно подвёл его к вопросу, знает ли он о предшествующей деятельности Руделя. Во время рассказа он и упомянул о Ленинграде и о линкоре «Марат». Ну а Гайдар уцепился за это и теперь писал очерк о настигшем немецкого аса возмездии.

Кстати, о Гайдаре. Я несколько раз замечал, что он частенько, особенно по вечерам, сидит какой-то печальный. Как-то подсел к нему.

— Что взгруснулось добру молодцу? Аль кручина какая одолела? — шуткой попытался несколько расшевелить его.

— Родина моя