о любви вечной, нескончаемой. Это и была ее главная тайна: волшебным образом любовь все еще жила внутри феи, разучившейся колдовать и летать.

За окном послышался тихий шорох. Платон обернулся. В Венеции пошел снег. В мокрой, утонувшей в своих бедах Венеции впервые за много лет шел белый, пушистый и чистый снег. Потому что Венеция ведь тоже женщина. И она тоже фея. Уставшая, промокшая и очень несчастная фея. И Венеция белым снегом благодарила его сейчас за то, что сегодня он, Платон, вернул волшебство такой же уставшей фее.

Платон поднял Надю на руки, отнес к окну и поставил лицом к городу. Обнаженная серебряная фея стояла у большого окна и смотрела на белоснежную волшебницу Венецию. А Венеция смотрела, как мужчина своей любовью возвращает к жизни ее сестру, которая едва не утонула в темной воде предательства и боли.

Надя тихо вздохнула, подчиняясь ритму художника, который заново рисовал ее жизнь внутри ее тела, внутри ее сердца. А Венеция улыбалась. И белым чистым снегом засыпала окна гостиницы, мосты, дворцы и арки, рисуя свою вторую жизнь поверх темных росчерков каналов. Тщательно выписывая снежным каллиграфическим почерком на старых камнях:

— Аlleluia dell'amore! Аллилуйя дель аморе! Аллилуйя любви!

Надя

Два года спустя. Моя поцоватая мишпуха

— Это какой-то антисемитский океан! Я в него иду, а он убегает! — с возмущением заорала Соломоновна.

— Джаконда моя, он никогда не видел такой красоты! Ему страшно. Он еще девственник, — объяснил Мамикон, целуя плечи Виолы, украшенные бретельками красного купальника.

— И шо мне в нем искупать, шобы он стал мущинкой?

— Я его сейчас для тебя передвину сюда поближе, звезда моя! — Мамикон заботливо поправил купальник Соломоновны, который грозил разорваться из-за непривычной ему тяжести верхней части. — А ты чего уставился, сволочь? — возмутился он.

— Кто это там любуется красотой вашей супруги, Мамикон? — я сняла черные очки и вгляделась в бирюзовую водную гладь.

— Какой-то дельфин или тунец — маму его я жарил в машинном масле! — Мамикон возмущенно рубанул ладонью воздух. — Сидит, скотина, под водой и пялится. Выйди, как человек, по-братски получи в морду и плыви себе дальше.

— Ой, не делай мине беременную голову! — отмахнулась Соломоновна.

Я снова легла в шезлонг, едва сдерживая смех. Золотой песок, пальмы, кристально чистая вода. Что еще человеку нужно для счастья? На те деньги, что Платон сделал на картине «Серебряная Адель» он купил половину небольшого острова в Индонезии, рядом с Бали. К половине острова прилагалась гостиница, большой ресторан, частный пляж, пальмовая роща и несколько бунгало.

Гостиницей успешно управляла Соломоновна. Ее официальный четвёртый муж Мамикон мотался в Москву по бизнесу, но раз в две недели мчался сюда, чтобы никто из озабоченных туристов не украл его дорогую супругу. Хотя поползновения были. Соломоновна пользовалась огромным успехом у мужчин из всех стран мира. И мне иногда казалось, что постоянные клиенты возвращаются сюда вовсе не из-за красот острова и нашей чудесной гостиницы, а из-за пышных форм Соломоновны. Благодаря которым у нас никогда не бывало пустых номеров.

Двойную свадьбу мы сыграли в Москве: я и Платон, Соломоновна и Мамикон. Но все свадебные торжества и подготовка к ним запомнились мне одним сплошным токсикозом. Потому что в Венеции я забеременела.

— Чего ты орешь и пугаешь ребенка, босяк? — Соломоновна прижала к себе мою дочку Аделаиду. — Шкильда, почему у ребенка розовый сарафан и жёлтые сандалики?

— А что не так, Виолочка? — осмелилась спросить я.

— А то, что женщину нужно приучать с детства красиво одеваться. Должны быть белые сандалики или красные, но не желтые! Ой, я с тебя не могу. Ты мне вырастишь жлоба — чует мое сэрдце, — она схватилась за грудь. — Это еще хорошо, шо я тебе всю твою беременность не давала смотреть на себя в зеркало. А заставляла смотреть на меня, — она одной рукой подкинула грудь, поправляя лифчик купальника, потому что вторая была занята моей дочкой. — Так она таки получилась ляля, как я, а не прибитая мешком из-за угла килька, как ты. Ты ж моя мурмулэточка! — она поцеловала пухленькую и румяную Аделаиду.

За ее спиной раздался плач.

— Ой, ты тоже красавец мой! Слава богу, не в маму! — второй рукой Соломоновна подхватила Сашу — сына Адель от Димы.

— Виолетта Соломоновна, ну зачем вы настраиваете против меня ребёнка? — Адель, которая лежала на соседнем шезлонге, жалобно прищурилась.

— Ой, ша! Тоже мне нашлась Макаренка в таких трусах, шо случись шо — даже обкакаться некуда, — вскипела Соломоновна, тыкая пальцем в черный купальник-бикини Адель.

Когда Адель посмотрела видеозапись исповеди Кати, она пришла в ужас. И мне показалось, что она горько пожалела, что выбрала не те гены для своего ребенка. И тогда настала ее очередь просить помощи у меня.

— Я не отдам ему своего ребенка! Даже близко не подпущу к этому уголовнику! — плакала она. — Надя, помоги мне! Не оставляй одну. Ведь ты смогла вырастить Сережу не таким, как Димон. Я тоже хочу, чтобы мой ребенок вырос таким, как твой сын. Мне и помочь некому. Матери я давно не нужна. Отчим у меня сволочь. Как же мне справиться одной?

Мне эта ситуация с родителями была понятна, как никому другому. Но у меня была Соломоновна. А у Адель никого. Кроме того, частный детектив еще и выяснил, что деньги, которые Дима возил в Загоринск, были не только для Кати. Он крупно задолжал своим пацанам, с которыми в прошлом крутил дела. И когда его посадили, эти пацаны заявились к нам: ко мне и к Адель, требуя вместо Димы выплачивать им проценты с долгов. Причем мы с Адель тогда поняли, что наша с ней жизнь закончится раньше, чем эти проценты. На наше счастье вмешался Мамикон, который быстро разрулил эту проблему.

Сначала Соломоновна была категорически против визитов Адель. Но потом смягчилась, видя что та ни на кого не посягает. А самое главное: что она не собирается отжимать у меня транспортную компанию. Наоборот, Адель вместе с Мамиконом блестяще отобрали ее у Димы, переписали на меня, естественно, включив в управление свои доли. Так что я очень быстро и легко стала главным владельцем крупной транспортной компании. И Мамикон, который этой компанией управлял, регулярно давал мне отчеты. А Адель ему в этом помогала, ловко справляясь и со своим рестораном, и с компанией. Она также очень помогала нам с рестораном при гостинице. Опыт у нее в этих делах был большой.

Платон тоже держал руку на пульсе и проверял их финансовые отчёты, но придраться так ни к