24, Rue de la Tourelle

Boulogne (Seine)

— она в кровной нужде: стирает белье, и т. д., и я уже ей не могу на глаза показаться.

Сердечный привет и лучшие пожелания.

                                       МЦ.

Выпуск отчеркнут красным: ровно 4 строки в конце последней стр<аницы>[935].

Впервые — Новый журнал. 1978. С. 207. СС-7. С. 456. Печ. по кн.: Надеюсь — сговоримся легко. С. 68.

1935

1-35. В.В. Рудневу

Vanves (Seine)

33, Rue J<ean >B<aptiste> Potin

4-го января 1934 <1935>г.[936]

                         Милый Вадим Викторович,

Оказывается — 15-го терм. Умоляю прислать мне, если только возможно, мой гонорар — полностью, — он, наверное, маленький? «П<оследние> Нов<ости>» одну мою рукопись заваляли и за три месяца не напечатали ни одной моей строки[937], у них — свои, и перебороть я этого не могу. Доколе буду сопротивляться очевидности невозможности здешнего существования — не знаю. Одним здесь духовно нечем жить, а мне — физически.

Написала для «П<оследних> Н<овостей>» о поэме молодого Гронского «Белла-Донна»[938], но не знаю точки зрения другого П.Н. (редактора)[939] на происхождение поэта, к<оторо>го я веду помимо общества: эмиграции, революции, и т. д. — от природы[940].

Временами впадаю в отчаяние, ибо какая-н<и>б<удь> удача быть должна: либо духовная, либо материальная, а у меня — никакой[941].

И, возвращаясь к терму: умоляю выцарапать мой гонорар. Живу в нетопленой комнате, но мне совершенно всё равно, п<отому> ч<то> это мое дело с собой, а терм — мое с хозяином, и здесь конец покою.

Новый Год не встречала, но елка была. Спасибо за Мурину книгу, пока что читаю и услаждаюсь — я.

Всего доброго. Простите за просьбу. Но 60 фр<анков> Андреевой — в первую голову!

                                       МЦ.

<Приписка на полях карандашом:>

Рукопись с письмом занесла 31-го  — никого не было — опустила в ящик.

Впервые — Надеюсь — сговоримся легко. С. 69–70. Печ. по тексту первой публикации.

2-35. А.Э. Берг

Vanves (Seine)

33, Rue Jean-Baptiste Potin

7-го января 1935 г. (с цифрой 5 я продолжаю ошибаться!)[942]

                         Милостивая государыня,

Мы не смогли приехать, ибо должны были нанести традиционный визит, полу-русский, полу-французский, скажем франко-русский, с тем оттенком лицемерия, заключенным в этом политическом слове. Была там очень старая дама, несколько дам менее старых и довольно молодой господин — все из высшей знати; забыла маленького мальчика, который с первого взгляда различал госпожей от не-госпожей для целования руки (в девять лет!) — словом, все было абсолютно ложным, начиная от маленького поцелуйщика вплоть до бутербродов, сделанных для глаза. Мур на все смотрел глазами судьи.

Подумайте, как мы пожалели — вспомнили, он и я, о Вашем доме с настоящими детьми и настоящей симпатией! (Самая старая дама была особенно страшна своей усиленной любезностью!)

Я буду очень счастлива Вас снова увидеть в субботу, но Вы наверняка будете заняты ужином или «возле-ужина», а я уверена, что не помню маршрута, потому пришлите мне пожалуйста подробный план с названиями улиц и поворотов, чтобы я могла Вас найти одна. Но главное — название улиц, чтобы у меня была какая-то уверенность в руках.

С каким поездом ехать, чтобы быть у Вас вовремя?

Я привезу переписанную прозу.

Итак, до субботы, и спасибо. Жду плана.

                                       МЦ.

Выйдя из вокзала, я должна спрашивать Vaucresson или Garches?

Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 17–18. СС-7. С. 475. Печ. по СС-7.

3-35. А.Э. Берг

Пятница <Около 10 января 1935 г.>[943]

Спасибо и до завтра (субботы) на вокзале в указанный час.

Мур еще ничего не знает, так как за 24 часа вперед он будет бояться, что опоздает.

Я очень радуюсь, что Вас всех снова увижу.

                                       МЦ.

Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 18. СС-7. С. 475. Печ. по СС-7.

4-35. В.Н. Буниной

Vanves (Seine)

33, Rue J<ean->B<aptiste> Putin

<Зачеркнуто: 9-го> 10-го января 1935 г.

                         С Новым Годом, дорогая Вера!

Я все ждала радостной вести о Вашем приезде, потом усумнилась в Вашем желании меня видеть из-за моего неответа, и вдруг, вчера узнаю от Даманской[944], что в редакции (П<оследних> Н<овостей> говорят, что Вы вообще не приедете, п<отому> ч<то> пять этажей, и что И<ван> А<лексеевич> не то уехал, не то на днях уезжает в Grasse. Конечно, это слух, но мне приятно, что нет доказательства Вашей на меня обиды. Знайте, дорогая Вера, что я вообще в жизни делаю обратное своим желаниям, живу, так сказать, в обратном от себя направлении, — в жизни, не в писании Ну, вот. —

Живу сейчас под страхом терма — я НЕ богема и признаю все внешние надо мной права на к<отор>ый (терм) у меня пока только 200 фр<анков> от Руднева, который по сравнению с Демидовым оказался моим добрым гением. На Демидова, кстати, жалуются все — кроме Алданова, которого все жалуют. Даманская спросила в редакции, почему не идет мой рассказ[945]. — И не пойдет, он слишком длинен, а она отказывается сократить. (Поляков[946], очень ко мне расположенный, но совершенно бессильный.) — Сколько строк? 384. — Но у меня (говорит Даманская) — постоянно бывает 360, а у других — еще больше. В чем[947] дело? — Молчание. Тогда она стала просить Алданова вступиться, но Алданов только развел руками[948].

Но с