Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем в машине воцарилось молчание на целых двадцать километров. Комфортные условия, учитывая, что ехали они по трассе, по которой половине Зеландии именно в этот момент приспичило двинуться в Копенгаген.
Когда они проезжали Роскиле в пробке на скорости десять километров в час, в окружении чрезвычайно раздраженных водителей, Ассад задрал ноги на приборную панель и отвернулся. Ну вот, пошло-поехало.
– Карл, как-то нехорошо у нас все вышло там, в домике, – наконец выдавил он.
Ровно то, что Карл и ожидал. Дальнейшие подробности выслушивать совсем не хотелось.
– Ассад, ты ведь заметил, что женщина нас просекла. Она уже собиралась остановить его. Они не хотели нам помогать, неужели ты не понял? Нам так и не удалось получить никакой информации, и теперь остается надеяться только на какого-то Сёрена Мёльгорда. Но если для них запахло жареным, то мужика этого наверняка уже предупредили.
– Запахло жареным? Карл, я не всегда понимаю твои слова. При чем тут запах жареного?
– Так говорят, когда кому-то грозят неприятности, Ассад.
– А почему именно жареное? Мне всегда казалось, это такой приятный аромат…
– Не знаю.
– И вообще, хорошо прожаренное…
– Ассад, ты слышишь, что я говорю? Сдается мне, мы имеем все основания подозревать, что в этом деле что-то нечисто. Эти солнечные культы, солнечные камни… Не по нраву мне все это.
– Не по нраву?
– ХВАТИТ! Я не могу думать, когда ты меня постоянно дергаешь. Мне это не нравится – так лучше?
Раздался телефонный звонок. Звонила Роза.
– Курс назывался: «От звездных мифов к христианству», читался осенью девяносто пятого года преподавателем с теологического факультета Копенгагенского университета, в настоящее время профессор носит статус эмерита[26] и проживает в Пандрупе. Зовут его Йоханнес Таусен.
Йоханнес Таусен. Можно ли придумать более удачное имя для богослова?
– Пандруп – тот, что в Вендсюсселе?
– А разве существуют еще какие-то Пандрупы?
– О’кей, пришли мне эсэмэску с полным адресом, я съезжу туда завтра после похорон в Брёндерслеве. Спасибо, Роза.
Не успел он моргнуть, как она положила трубку.
– Ты думаешь побеседовать с профессором завтра? – переспросил Ассад.
Карл кивнул. Он все еще размышлял над впечатлением, которое произвел на него Симон Рыбак. Почему они с женой проявили неуступчивость? Возможно, всем людям, проживавшим в Элене в течение того периода, есть что скрывать?
– Я поеду с тобой.
Мёрк отрешенно посмотрел на Ассада.
– Хорошо. Спасибо.
– Я вижу, ты погружен в свои мысли. Размышляешь над мотивом, да?
– Естественно. – Карл поднял стекло, вызвав у Ассада глубокий вздох облегчения. – Я все больше и больше убеждаюсь, что мы на верном пути. Хаберсот был прав. Боюсь, у Франка развилась мания величия. Он возомнил себя мессией, и все, наверное, шло как надо, пока не вмешалась Альберта и каким-то образом не стала препятствовать ему.
– Каким же образом, как ты думаешь?
– Она стала для него обузой. Но есть еще и другой вариант, более жуткий, как мне кажется. Возможно, речь шла о принесении Альберты в жертву. Убийство, которое Франк со своими приспешниками из Элене хотели связать с солнечным культом. Жертвоприношение солнцу, которое, как ни странно, должно было случиться в тот момент, когда солнце только показалось из-за горизонта.
Пятница, 9 мая 2014 года
Она почувствовала боль, накатывающую волнами. Странные спазмы, во время которых диафрагма сокращалась; так бывает, когда долго сидишь в одной позе или когда только что поглощенная пища неожиданно начинает вызывать дискомфорт. Естественно, эти ощущения беспокоили ее, как и прочие необычные сигналы, поступающие от организма. Однако буквально сутки назад она прошла очередной медицинский осмотр, и все шло по плану. Гинеколог, уверенно кивнув, объявил ей, что беременность протекает нормально, от чего Пирьо испытала облегчение и радость. Срок перевалил за шесть месяцев, ребенок здоров и жизнеспособен, так что она расценила неприятные ощущения как временные и безобидные.
Когда дискомфорт почти совсем исчез, зазвонил телефон. Голос был ей знаком, но лишь после того, как собеседник представился, Пирьо заулыбалась.
– А, Симон, Симон Рыбак! Сколько лет, сколько зим! – воскликнула она, пытаясь припомнить, когда в последний раз разговаривала с ним. Пять лет назад? А может, и десять?
– Все у вас там нормально, Пирьо? – поинтересовался он.
Она удивилась его интонации. Симон от природы не был наделен талантом к излишне настороженному восприятию действительности, так почему тогда он вдруг звонит и задает ей этот вопрос? Или Биртемайя что-то почувствовала?
– А почему ты вдруг звонишь и интересуешься? – осторожно ответила она вопросом на вопрос.
– Из-за Биртемайи.
Как она и предполагала.
Пирьо опустила взгляд на руки и увидела, что они уже затряслись.
Каким образом Биртемайя обо всем догадалась? Как могла она узнать, что весь мир Пирьо рухнет ровно в тот момент, когда кто-нибудь пронюхает о ее расправе над Вандой Финн?
– Нас посетили полицейские, они спрашивали об Ату. Точнее, полицейский и его помощник, иммигрант. Правда, они упоминали только имя Франк, но явно имели в виду Ату. Разыскивают его в связи с каким-то событием на Борнхольме.
На краткий миг Пирьо испытала облегчение, однако быстро осознала смысл слов, только что произнесенных Симоном. Речь вовсе не о Ванде Финн. Речь о гораздо более жутких вещах.
– На Борнхольме?
– Да. Они расследуют дело о какой-то пропавшей девушке. Как там ее звали, Биртемайя? – спросил он у жены.
Пирьо прекрасно знала ответ на этот вопрос. Но что могло случиться теперь? С тех пор минуло почти двадцать лет. Это дело давным-давно покрылось толстым слоем пыли.
– Биртемайя напоминает, ее звали Альберта. И пока они тут ошивались, Биртемайя почувствовала, что для вас этот визит может оказаться фатальным. Ощущение было настолько сильным, что мы посчитали нужным предупредить вас. Вот поэтому я и позвонил. Тебе все это о чем-то говорит?
Пирьо глубоко вздохнула.
– Ты упомянул Борнхольм… Да нет, ничего не знаю ни о какой Альберте. Видимо, тут какая-то ошибка. А ты рассказал им, где мы живем?
– К чему мне сообщать им эти сведения? Нет, я отослал их к Сёрену Мёльгорду и поспешил избавиться от их общества.