— Допустим, — опасно было поддаваться на провокацию, совсем не зная противника.

— А что, если я скажу тебе, что всё это ложь, в которую верит большинство, словно глупое стадо баранов? — она осторожно перебирала пальцами по моей руке.

— А ты, конечно же, знаешь истину? — в ответ я стиснул её хладные пальцы, заставляя колюче засмеяться.

— Прости, дружок, но ты даже собственного имени не знаешь, что уж говорить обо всём остальном? И не смотри так на меня, будто испепелить пытаешься — твой внутренний огонь ещё пробудить надо. Впрочем, мы отвлеклись от темы.

— Не боишься, что я в любой момент могу сдать тебя страже и отвести Всеотцу? Он не шибко жалует лазутчиков.

Гулльвейг вновь рассмеялась, откидывая густые кудри за спину:

— Потому что сам таким был, — холодно произнесла ван. — Но нет, я не боюсь, ибо мы с тобой похожи, Локи: нами движет любопытство. И не смей врать, что тебе совсем неинтересно — твои глаза говорят об обратном.

Не знаю, что именно увидела Гулльвейг в моих глазах, но была права: любопытство руководило мною. В детстве я не унимался, пока Тюр не ответит на все вопросы, а няньки не расскажут небылицы про каждого героя сказки на ночь. Сиф прозвала меня занозой, а Тор грозился дать подзатыльник, если не заткнуть и спрошу ещё чего-нибудь, и как же он смешно бесился, когда я, хихикая, приставал к наставникам. С годами ничего не изменилось: изучил почти все секции в библиотеке Трудхейма и перечитал все бестиарии с существами девяти миров. Правда, толку в них было мало — сейчас куда полезнее были бы знания про сейд, однако я ни разу не видел свитков с таким названием. Или их прятали, или же записывали иначе. В любом случае стоит поискать.

Ван украдкой наблюдала за мной, пристально всматриваясь, и, елейно улыбнувшись, произнесла:

— Молчание — знак согласия, Локи. Ты спросил, что я ищу — правду, и ничего больше. А чтобы её отыскать приходится много, очень много читать и рыскать по чужим садам, чтобы найти подтверждение всему, что нашла. И пока что ни разу не ошиблась.

Я склонил голову, дожидаясь, пока Гулльвейг насладиться собственной значимостью и снизойдёт до пояснений:

— В стенах, окружающих Трудхейм, есть секретный спуск в подземный лабиринт. Сейд подсказал мне направление сегодня, — она кивнула на восток, где росли высокие ели и кусты можжевельника — самое отдалённое и тёмное место сада. Вот, значит, что за свечение видели стражники.

Сомнения заставили нахмуриться: откуда в Трудхейме и уж тем более его защитных стенах мог спрятаться потайной проход? Но если подумать… Стены были не слишком уж узкими, местами и вовсе расходились, возвышая смотровую башню — под ней идеально мог располагаться проход, куда угодно.

Чертоги многих асов славились подземными лазами и глубокими подвалами, что строили предки, якобы спасаясь от гнева Имира. Однако теперь у них было иное значение: Валаскьяльв и окружающие его залы и башни славились запутанным подземельем, о котором было известно почти каждому камню и листочку — так Всеотец предупреждал о каре за предательство и намекал на вечное заточение. В Трудхейме имелись подземные комнаты, которые использовали как хранилища припасов, оружия и утвари, но, видимо, существовали лазы, о коих не знал никто. Ну почти.

Откуда такие познания у вана, и не было ли это истинной причиной их пребывания здесь? Из свитков? В жизни не поверю, что всё это она прознала, просто прочитав даже сотню или тысячу табличек, рунных камней и свитков. Подобные знания наверняка желали сохранить в секрете и прятали их в виде загадок, шифров или вовсе передавали бы из уст в уста. Интересно, кто был наставником ванов, если их осталось всего четверо? Ньёрд сам обучал детей? Но откуда ему было знать про туннели Асгарда? Тот великан со Слейпниром не мог их построить — мы бы заметили, а значит, они появились здесь гораздо раньше. Подозрения роились в голове точно потревоженный улей, но одно знал точно: бросаться обвинениями рано — стоило сначала всё проверить и разузнать, а уже потом можно будет и схватить предателей. Гулльвейг, видимо, умела читать мысли: резко повернула голову, вскинув глаза, и улыбнулась так холодно, что по коже поползли мурашки.

Возможно, стоило держаться от неё подальше и вовсе не помогать, но она отлично поняла моё слабое место, вытащив из недр души упоминание таинственного и красивого имени, за которым могла скрываться истинная история моего происхождения. Любопытство толкало вперёд за этой женщиной, которая источала зловещую энергию.

Чем дальше мы шли на восток, тем ветви прочнее скрывали небо, а трэллы попадались реже — они избегали этой части сада, за которой Сиф явно не успевала следить. Вдруг Гулльвейг прищурилась, и на миг глаза её вспыхнули сейдом, пока она осматривала один ствол ели за другим. Наконец она окликнула меня:

— Сможешь зажечь огонёк? Надо подсветить точный рисунок.

Я непонимающе уставился на неё:

— Каким образом?

Пару мгновений Гулльвейг молчала, а затем расхохоталась и сочувствующе покачала головой, громко вздыхая:

— Сколько же от тебя скрыли, если ты даже о своём предназначении не знаешь, — произнесла она, но даже грусть в её словах казалась колючей и царапающей.

Прошептав заклинание, ван сплела руками маленький светящийся шарик, который медленно парил в воздухе, подсвечивая едва различимые руны на стволе ели.

— Это древний язык ётунов, — пояснила Гулльвейг, видя, как я хмурюсь, пытаясь прочесть знакомые символы, что складывались в настоящую ерунду. — Современный язык основан на нём и всевозможных наречиях, что упростили половину слов и вычеркнули большую часть рун, так что даже не пытайся прочитать без знаний — всё равно не поймёшь, — она ткнула пальцем в сплетение двух рун. — Это отдельных два слова, а эта завитушка не запятая, а словосочетание — иначе говоря, здесь сказано: «Проход на севере скрывает два камня: старый и младой. Выбери свой, и обретёшь дорогу».

И, никак не комментируя загадку, она погасила шарик и уверенно пошла вперёд, замирая у дальней стены, поросшей мхом и чуть расходившийся в стороны.

— Откуда ты знаешь этот язык? — полюбопытствовал я, пытаясь разглядеть те самые камни.

Выучить его самостоятельно она точно не могла, учитывая все сложности, о коих она сама только что рассказала, а значит, её обучали. Но кто? Неужели её учил ётун? Вполне возможно, ведь на конец войны с ними ей было примерно десять лет.

— У меня прекрасный наставник и доступ ко всем библиотекам ванов, — отмахнулась Гулльвейг, явно избегая темы. — Лучше ищи, а не болтай —