привез нас обратно. Шафран с Ли госпитализировали, а я позвонил вам. Симпсон сказал, что сообщил инспектору, и тот позже придет взять у них показания.

Элизабет довольно кивнула и дала ему наконец посидеть немного в блаженном молчании. Через некоторое время пришла медсестра, чтобы проводить ее к Шафран. Элизабет исчезла в коридоре, даже не посмотрев на него. Не в силах больше держать глаза открытыми, Александр уперся головой на стену.

Кто-то осторожно тронул его за плечо:

– Мистер Эштон.

Александр вздрогнул. Перед ним стоял инспектор Грин, пристально глядя на него своими карими глазами.

Александр прищурился от солнечного света, уже залившего холл.

– Инспектор Грин.

– Ждете, чтобы узнать состояние здоровья остальных? – спросил инспектор Грин, как всегда серьезный и с мрачным выражением лица.

– Не совсем. – Александр размял затекшую шею. – Мисс Хейл настояла, чтобы я остался и рассказал ей о том, что произошло. Сейчас она пошла увидеться с мисс Эверли.

Инспектор кивнул.

– Я тоже иду туда. Раз уж вы здесь, почему бы вам не дать мне свои показания, чтобы я больше не задерживал вас?

Александр рассказал ему все, что смог вспомнить. Когда он закончил, инспектор внимательно посмотрел на него.

– Симпсон сказал, это вы усмирили Эдвардса перед тем, как у него случился припадок. Он упомянул револьвер.

Александр ничего не ответил на осторожный вопрос инспектора. Костяшки его сцепленных перед собой пальцев побелели. Он не нашелся что сказать и не знал, что Симпсон с Ли рассказали о том, как он из-за оружия в руке едва не тронулся рассудком.

– Это, конечно, не мое дело, – инспектор Грин устало вздохнул. – Но так бывает. И многие вернувшиеся с войны рано или поздно сталкиваются с тем же самым.

Александр удивленно смотрел на него снизу вверх. В инспекторе Грине не было того надрыва, который присущ был таким людям, как Александр, после возвращения с фронта впавших в депрессию.

– Вы тоже, инспектор?

Твердый взгляд инспектора не дрогнул.

– Каждый раз, когда я достаю оружие, оно возвращает меня обратно на фронт. К счастью, это не так часто случается.

Никакое любопытство или благодарность не заставили бы его расспрашивать о службе инспектора. Сидя в этом светлом холле, Александр внезапно почувствовал растерянность, которая возникает, когда в мирное время захлестывают воспоминания о войне. Он долгое время пытался не вспоминать свою службу в армии, вместо этого с головой уходя в изучение мельчайших форм жизни. Человеческая жестокость и боль вновь обнажили кровоточащие раны в его душе. Если они постоянно будут напоминать о себе, сможет ли он исцелиться? Как это отразится на его отношениях с Шафран, он не знал точно. Александр поднялся и протянул инспектору для рукопожатия свою покрытую шрамами руку. А потом ушел.

Холодный ветер с дождем, укрывающий блестящими листьями тротуары, обычно наводил на Шафран тоску. Толчея в переполненном промозглом автобусе могла бы раздражать до крайности, как и скрип мокрой плитки Северного крыла под ногами. Но каждый шаг, сделанный утром этого понедельника, напоминал ей о том, что дискомфорт не имеет значения по сравнению с тем фактом, что она выжила. Если бы все обернулось немного по-другому, она могла бы уже никогда не сожалеть, что ее чулки забрызганы грязной дождевой водой.

Кабинет оказался открыт, и, толкнув дверь, она обнаружила внутри жуткий беспорядок. Только две вещи спасли Ли, сортирующего на полу стопки бумаги, от выволочки, которую она хотела ему устроить. Во-первых, он поймал пулю, спасая ее, а во-вторых, он включил радиатор на полную мощность, и в комнате разлилось блаженное тепло.

Она скинула промокшее пальто и шляпу, пока Ли ухмылялся, глядя на нее.

– Как я погляжу, жива-здорова.

– Более-менее, – ровно ответила она. Голова еще побаливала, но после нескольких дней гиперопеки Элизабет работа только принесет облегчение.

Ли наблюдал за тем, как она садится за стол.

– Чувствую себя круглым дураком их-за того, что не увидел связи между убийствами и униформой горничной в шкафу Амелии. Я подумал, что она собралась устроиться на новую работу.

– Меня бы впечатлило, если бы ты догадался, что она переодевается в униформу, чтобы проникнуть в дома жертв. Это было ужасно изобретательно. – Шафран вздохнула, желая сменить тему разговора. – Или просто ужасно.

– Вся ее история ужасна. Полагаю, она надеялась убедить Эдвардса, что это он убил всех этих женщин. Подкинуть его визитку в дом Берди, чтобы подозрения пали на него, – мастерский ход. Вот только прислуга ее все же узнала.

Видимо, сержант Симпсон накануне позвонил и ему, сообщив срочные новости. Инспектор Грин сфотографировал Эдвардса и Амелию. Другие горничные и служанки опознали только Амелию. После обыска в доме Эдвардса и допроса его прислуги инспектор Грин выяснил, что за день до убийства миссис Келлер Амелия уговорила Эдвардса посетить его антикварную коллекцию, чтобы собрать цветы для букета. После убийства Берди Амелия собрала цветы и подкинула их на место преступления, очевидно, запоздало решив подставить Эдвардса.

Она взяла его машину и сама поехала за город собирать цветы для букета, который предназначался ей самой. Этим объясняется плачевное состояние цветов, которые, как она утверждала, ей прислали. Она спешила и не нашла черной бархатной ленты, которой были перевязаны остальные букеты.

Учитывая вскрывшиеся факты о виновности Амелии, а также то, что она имела доступ к больничным препаратам и знала, как ими пользоваться, назначили повторные вскрытия. Симпсон обмолвился о подозрениях инспектора Грина, что барбитураты, обнаруженные в крови жертв, ввела Амелия, а следы от уколов при первом вскрытии могли легко не заметить. Этот способ гарантировал, что хрупкая молодая женщина сможет без труда расправиться со своими жертвами, при этом никто из домочадцев не услышит никаких подозрительных звуков.

Амелия Грешем ни в чем не призналась. По словам Симпсона, придя в себя в больнице, она изображала из себя жертву и, без сомнения, планировала и дальше прятаться у всех на виду. Но тщательно сплетенная паутина лжи уже начала рассыпаться.

Сложись все иначе – и Шафран вполне могла бы поверить в виновность Эдвардса. Она надеялась, что назначенное лечение поможет ему оправиться от вреда, который нанесла Амелия его здоровью и рассудку.

На мгновение между ними повисло молчание, и Шафран почувствовала тепло от внимательного взгляда Ли.

Чтобы отвлечь его, она кивнула на стопки бумаг вокруг его стола.

– Я смотрю, ты решил, несмотря на свое ранение, не отлынивать от работы.

– Отлынивать от работы… – ухмыльнувшись, повторил Ли. – Отлынивать не получится. Вообще-то мне предложили еще больше поработать. И тебе тоже. – Поморщившись, он поднялся и принес ей конверт. – Взгляни-ка.

Письмо было адресовано доктору Эстеру. Она вопросительно