не реальности, а ложные восприятия (голоса стали реже и тише, стало возможным отвлечение, наступление их только после острого психоза, необходимость прислушиваться), но он не может упускать из виду контраргументы: достоверность голосов, их появление независимо от его воли, содержание, независимое от его мыслей, голоса полны смысла, полезны для него.

В тоне и содержании голосов и в их власти над ним он чувствует личность, которая сильнее, чем он, которая — не он сам, которая преследует свои цели, «работая» с ним. По меньшей мере, содержание голосов имеет для него некую связь. Все это врач ясно представляет себе. Временами, когда он слышит голоса редко, он полагает, что речь идет о галлюцинациях. Если голоса появляются достоверно снова, он бывает убежден в обратном. Его колебания не прекращаются. Он, наконец, приходит к результату: «Я знаю, что не успокоюсь ни при каком объяснении. Эти явления необъяснимы».

Оказывается, что для нашего понимания последнее «необъяснимое» является не идеей врача, а его ложными восприятиями. Мы понимаем, что это отношение нормального мышления. Если мы ищем элементарные симптомы патологии, то они говорят о ложных восприятиях, а не о бредовых идеях, изменениях личности или сознания.

Вид ложных восприятий определяется достоверностью, смыслом и ощутимой за ними личностью, по сравнению с достоверными, но «безразличными», бессмысленными и лишенными понятной связи голосами в псевдогаллюцинациях[81].

Последнее противопоставление не является принципиальным, это различие, связанное переходами. Если связь содержания голосов незначительна, бессмысленность перевешивает, мы понимаем, как, наверное, больной, который в остальном имеет те же феномены, приходит к постоянной правильной точке зрения. Сюда, мне кажется, относится стоящий несколько отдельно случай, описанный Пробстом[82].

Случай доктора Пробста

Одна 62-летняя женщина в течение шести лет иногда слышит голоса, последние два года постоянно. Все ее мысли, также все, что она думает при чтении или письме, повторяются. Часто голоса приходят безо всякой связи с мышлением и, на первый взгляд, имеют странное содержание, которое больная объясняет себе полузабытыми воспоминаниями молодости. Во время еды голоса говорят, что перед ней «яд» или «жаба». Больная с трудом преодолевает отвращение и продолжает есть дальше, думая, что это обман чувств. Голоса повторяют одно и то же предложение, произносят молитвы, считают, рассказывают стихотворения, имитируют ругань других больных. Она не знает, кому принадлежат эти голоса, но один из них — это голос девочки примерно восьми лет. Голоса бывают далекими, близкими, громкими, приглушенными. Приходят всегда извне. Ее слух стал более тонким, чем до болезни. Она слышит все шумы громче. Если она слышала музыку, то затем мелодия повторяется в ложном восприятии. Она «слышит» шум трамвая, стук снега в окно кухни. Голоса иногда выдают себя за людей. Или предвещают несчастье, например, пожар. Сперва больная пугалась, затем перестала, так как знала, что это заблуждение. Но голоса продолжали быть назойливыми, мучительными. Если она не верила тому, что ей говорили, голоса обещали: «Мы не оставим тебя до последнего мгновения твоей жизни, мы будем говорить тебе на ухо».

Вначале голоса занимали больную. Она даже прислушивалась, чтобы расслышать как можно больше (теперь же она пытается отвлечься, разговаривая с кем-нибудь). Она полагала, что это говорят люди в подвале, но вскоре заметила, что везде «носит» голоса с собой. Решив, что в ее организме есть какое-то нарушение, она обратилась к ларингологу. Она хотела забыть о существовании голосов, чтобы жить с людьми, а не с голосами. Свое пребывание в лечебнице она считала целесообразным для выздоровления. Если ей суждено умереть, она желает, чтобы ее мозг был вскрыт с целью обнаружения патологии, вызывавшей голоса.

Голоса для нее были достоверны[83]. Она сперва принимала их за действительность. Лишь не обнаружив причину происхождения голосов и заметив, что голоса повсюду сопровождают ее, заключила, что это не так. Бессмысленность, абсурдность и бессвязность содержания голосов не давали ей предположить, что за этим стоит некая личность, сила, цель. В этом ей мешали ее первоначальные выводы, на основании которых она пришла затем к установлению нереальности голосов. Эго очень редкий случай. Нужно обладать зрелым, критически развитым умом, чтобы понять это достижение. Во всяком случае, ясно, что патологический элементарный симптом находится не в изменении сознания, не в бредовых идеях, а, скорее, в ложных представлениях.

Примечательно, как начальный характер действительности голосов, установившийся на основе достоверности — из-за чего голоса сильно пугали женщину — наконец исчез на основании размышлений и выводов, которые убедили ее в нереальности голосов. Этим они потеряли всякое воздействие, кроме того, что остались тягостны и мучительны. Следует заметить также, как сильно такие голоса, если с ними считаться, имеют тенденцию завладевать личностью. Больная сказала, что хочет жить не среди голосов, а среди людей.

В большинстве случаев достоверность голосов, даже если в них мало смысла, как в данном случае, склоняют нас к допущению некоторой реальности. Мы можем иногда понять суть некоторых достоверных голосов, но если они постоянно возвращаются и становятся содержанием каждодневных восприятий, то едва ли кто-нибудь устоит против веры в их реальность. Следующий случай иллюстрирует это.

Случай Иоганна Хагемана

Иоганн Хагеман, 24 года, коммерсант. В июле 1909 г. посетил поликлинику. Уже восемь месяцев он слышит речи типа: «Вы знаете его, это сумасшедший Хагеман», «Располагайтесь удобнее, ведь у Вас болит спина», «Вы не должны так быстро ходить, ведь у Вас не в порядке спинной мозг», «Теперь он снова здоров, с этим человеком просто не знаешь, как быть», «Теперь он это слышал, посмотрим, что он будет делать, у него совсем нет гордости», «Но ведь он услышал это снова, а еще говорил, что туговат на ухо», «Давайте улыбнемся ему, чтобы он видел, что мы не так уж плохо к нему относимся», «Ну-ка, плюньте на его новые брюки», «Что он говорит? Ах, до меня дошло, он говорит, что не хочет в психушку. Ах, Иоганн, да тебя и не спросят, ты уже с начала ноября находишься под опекой господина Шт.», «Ну, надо оставить его в покое, он уже почти плачет», «Сумасшедший, а еще подыскивает себе новое место, а то и покончит с собой», «Бедняга, да скажите же Вы о своей болезни, Вы же все время разговариваете сам с собой», «Он заставляет свою экономку хватать себя за гениталии». Кроме подобных высказываний он слышит, как люди повторяют то, что он думает.

Все это он слышал на улице, в магазине, в железнодорожном вагоне, в ресторане. Голоса окликали его, заговаривали с ним, в большинстве случаев довольно тихо, но очень отчетливо и