разговаривал с ней через внутренний голос. Это делало ее очень счастливой. Это давало ей опору (было ли это больше, чем память, или чем-то, что происходило в ее душе?) — «Я не знаю».

Когда ее спрашивают о голосах, она отвечает: «Я слышу два рода голосов». Во-первых, те, о которых только что шла речь, и, во-вторых, действительно человеческие голоса, которые приходят извне. Голоса такие же, как ее голос, как голоса других людей, которые разговаривают с ней. Эти голоса она слышала последние две недели перед помещением ее в клинику. Это произошло так: с апреля 1910 г. она стала замечать, что соседи говорят о ней, наговаривают на нее и ругают. Это она слышала, когда была; на улице. Она тогда видела, хотя и нечетко из-за близорукости, людей, которые говорили эти слова. Позднее она слышала голоса с улицы и, наконец, голоса стали говорить с ней, когда она никого не видела. Весь день она слышала оклики. Все ее действия, но никогда мысли и чувства, сопровождались замечаниями. Это было, как будто люди могли видеть сквозь стены. Для этого они должны были бы проделать отверстия в стенах. Голоса раздавались, вне всякого сомнения, извне, только приглушенно, как через стену. Они были отчетливыми, она узнавала по ним людей. Она не понимала, как можно целый день заниматься только ею, что все объединились против одного человека, и именно против нее. Лучше бы они занялись чем-нибудь другим. Эти голоса ужасно мучали ее. Она хотела покончить с собой, так как не могла больше выносить этого.

Здесь нет навязчивых мыслей, надуманных мыслей и т. д. Нет страха, только вначале ощущение грусти, затем раздражение, наконец, гнев. Теперь она не знает, что должно произойти дальше, и ждет этого. В клинике она не слышала голосов, которые проходили бы сквозь стены, как дома. Она вовсе не хотела отрицать патологическую природу голосов. Она хотела узнать, прекратится это или нет, когда она вернется домой в Ф. Если голоса прекратятся, то это будет означать, что она выздоровела. В своих суждениях о реальности голосов она не всегда одинакова. Обобщу некоторые высказывания, относящиеся к различным дням: «Голоса в Ф. принадлежали скорее чему-то духовному, но не людям»; «Воздух в Ф. такой чистый, и слова так хорошо слышны, что я понимаю все слова, даже сказанные тихим голосом»; «Не думаю, что это плод моего воображения, я все слышала слишком отчетливо». Она хотела исследовать голоса, те, которые пришли сквозь стену и могли возникнуть вследствие чрезмерного раздражения, но не те, при которых она одновременно видела людей. В другой раз она полагает, что в действительности она видела людей, а голоса были обманом.

В этом случае суждения о реальности вынесены с колебаниями более резко. Женщина не производила впечатления, что она много размышляла над этим. Скорее, на переднем плане стоит ее недоверие и ревность. В остром состоянии — если так можно назвать последние полные волнений дни перед направлением в клинику — суждения о реальности целиком и полностью зависят от этих бредовых идей. Позже, кажется, суждение о реальности стало для нее безразличным. Она не испытывает ужаса, подобно другим больным, не задумывается о загадочности происходящего. Эту сдержанность и безразличие по отношению к голосам мы не понимаем. Имеются отклонения личности от нормы, которые мы можем рассматривать как следствие болезни. Таким образом, нам станет ясен этот, по сравнению с предыдущими случаями, совсем другой тип отношения к реальности ложных восприятий.

При этом больная очень разумна и изощренна в мыслях и в их словесном выражении. Она совершенно спонтанно находила формулировки для наблюдений, которые не даются многим больным. Ее описание двоякой памяти и двоякого вида голосов является типичным основанием для разделения подлинных галлюцинаций и псевдогаллюцинаций. Психологическое суждение больной было более ясным и точным, чем во многих подобных случаях. По сравнению с трудностью оценки реальности ложных восприятий, которую испытывали все упомянутые выше больные, даже при особом интеллекте, при отсутствии изменения личности и при отсутствии бредовых идей, тем более, если эти моменты присоединялись, то в следующем случае мы заметим, с какой уверенностью сразу же в первый момент выносятся суждения о реальности иллюзий.

Случай Фрейлейн Мерк

Фрейлейн Мерк, 41 год, горничная. Нелюдимая, нервная и легко ранимая. Болезненно переживает все, с ней трудно общаться. Быстро утомляется, но работает на совесть. Почти всегда у нее нет аппетита, охотнее ест что-нибудь жидкое. Будучи в дурном настроении, часто говорит о смерти: «Если бы я только могла умереть!» Плачет из-за каждого пустяка. С некоторого времени стала бояться увольнения. Уже десять лет она работает на одном и том же месте и очень добросовестно исполняет свои обязанности. Когда недавно в доме поселилась племянница хозяйки, она почувствовала к ней антипатию и ревность и утверждала, что та хочет уволить ее. «Что же будет со мной потом, если я уйду от Вас, — жаловалась она хозяйке. — Лучше уж мне тогда умереть». Часто она уставала и плакала больше, чем раньше. Часто ее находили плачущей в темной кухне. Наконец, днем она удалилась в свою комнату, легла на кровать и плакала. Случайно услыхав насвистывание племянницы, решила, что та издевается над ней. Ее состояние стало, наконец, таким, что ее доставили в клинику, где она, отдохнув, пришла в нормальное состояние духа и вполне объективно судила о своем поведении, которое она, однако, считала вполне оправданным. Эта фрейлейн рассказывала об обманах чувств, которые она порой испытывала. Это, очевидно, насторожило ее хозяйку и явилось поводом помещения ее в клинику.

Год назад она часто ночами слышала «стоны» — перед сном, когда она только ложилась в постель. Позже она уже знала, что это повторится. Когда она садилась в постели, «стоны» исчезали, когда ложилась, начинались снова. Это были жалобные стоны, характерные для тяжелобольных. Звуки же не отличались громкостью. Создавалось такое впечатление, что больной лежит под кроватью. Она долго не могла заснуть, но потом все же засыпала, так как знала, что в комнате, кроме нее, никого нет.

Недавно вечером она сидела за столом и вдруг услышала колокольный звон. Звон раздавался издалека, но очень отчетливо. Она понимала, что этого не может быть и что колокола не звонят в половине десятого. Когда она открыла окно, чтобы проверить себя, то убедилась, что на самом деле ничего не происходит. Явление исчезло. Это случилось лишь однажды, и она не испытывала ни страха, ни беспокойства.

Две недели назад вечером, в половине десятого она сидела со своей хозяйкой за столом. Вдруг она услышала музыку,