восприятие. Она утверждает: «Я слышу голоса так же отчетливо, как и ваш. Я ведь не могу сомневаться в вашем голосе. Факт, что все это говорилось». При этом всегда называлось ее имя. «Мое имя жужжит у меня в ушах». Говорится: «Позор», «Стыд» (т. е. это фрейлейн Шустер), «что подобное происходит в Германии» (т. е, преступления, ошибочно вменяемые ей в вину), «Все должно быть продезинфицировано». Она «притча во языцех всей клиники», это значит, что все время говорят только о ней. Доктор В. говорил о прокуроре. Он произнес «Бедный брат» (т. е. фрейлейн Шустер). Она слышала также голос полицейского, который всегда произносил ее имя. Она пришла ненадолго в состояние сильного возбуждения, когда услыхала голос, утверждавший, что она убила свою мать.

В этом случае для больной несомненна реальность восприятий, особенно голосов, несмотря на то, что они появлялись редко. Здесь содержание голосов является только подтверждением существовавших ранее бредовых идей. Все сходится. Серьезное сомнение возникнуть не могло. Достоверность привела к непосредственному суждению о реальности, которое нельзя было бы объяснить только на основе ложных восприятий.

Далее в этом случае мы видим, что существует уже преодоленная тенденция увидеть за псевдогаллюцинациями реальность, восприятие, которое при очень многих параноидальных процессах, наконец, выступает с тем же убеждением, что и убеждение о реальности истинных ложных восприятий. Каким-то образом «делается», что больные должны видеть картины, это отражение или индукция, или как может звучать специальное толкование. Псевдогаллюцинации становятся здесь в один ряд с определенными мыслями, с нормальными восприятиями, со всеми возможными психическими переживаниями, которые таким параноикам больше не кажутся естественными, а что-либо означают, преследуют какую-либо цель, кем-то «сделаны». Суждения о реальности этих псевдогаллюцинаций основываются, как мы можем предположить по аналогии с нижеследующими, на независимости от воли и детальности, которая свойственна псевдогаллюцинациям, в отличие от представлений, как постепенное различие. Исходя из главного, оно должно пониматься в ссылке на то общее изменение психической жизни параноика, анализ чего к нашей теме не относится.

Случай Шустер дает нам наконец повод перейти к рассмотрению, как соотносится оценка реальности ложных восприятий и признание болезни. Правильное суждение о реальности в отношении ложных восприятий означает часть того, что объединяют в понятии «признание болезни». Признание болезни означает правильную оценку всех феноменов, как объективно незначительных, не только ложных восприятий, не обусловленными внешними причинами, но и голосов — немотивированными, бредовых идей — необоснованными, патологических волевых импульсов — нецелесообразными и т. д. Признание болезни означает также суждение об этих феноменах, как относящихся к болезни, и зависит от культурного уровня, от взгляда на то, что есть болезнь, каковы ее причины и т. д. Этими в высшей степени сложными вещами мы здесь не занимаемся, мы только пытаемся провести предварительную работу для анализа признания болезни путем анализа оценки реальности ложных восприятий, ставшему возможным при искусственной изоляции. Приведенные высказывания фрейлейн Шустер показывают, насколько признание болезни является более сложным образованием по сравнению с простым суждением о реальности ложных восприятий. Суждения о собственной болезни являются комплексным мыслительным построением, которое развивается различными путями при различных точках зрения и по различным мотивам. Высказывания фрейлейн Шустер позволяют узнать лишь некоторые из них. Их анализ не вменяется нам в обязанность.

Следующий случай показывает еще один тип развития суждения о реальности. Он также представляет собой комплекс. Кроме того, что здесь играют роль бредовые идеи, добавляется изменение личности, которое объясняет нам скачкообразное, лишенное тщательной продуманности суждение о реальности. Личность, обладая чрезвычайным умом и находясь в ясном сознании, без собственного внутреннего участия, является безразличной. Она обладает хорошим психологическим суждением, если ее спрашивают о ее переживаниях, но она не дает себе труда прийти к ясному суждению о реальности, в этом суждении опирается на сиюминутную ситуацию.

Случай Фрау Краус

Фрау Краус, 36 лет, 17 лет замужем. Год назад начала испытывать недоверие к соседям. Это поначалу оправданная подозрительность возрастала. Самые незначительные процессы она относила к себе. Наконец она стала слышать, что говорят соседи, как будто звуки проникали сквозь стены. Внезапно она стала выказывать дикую ревность, предприняла попытку самоубийства и была доставлена в больницу. Здесь она находилась в ясном сознании и ориентации. Вначале отказывалась, но вскоре была готова говорить о себе.

Когда ее спросили о памяти, она рассказала, что обладает живой и странной памятью. Уже давно все, что она слышала или видела, вставало у нее в памяти с необычайной живостью. Чувственная живость в последнее время еще более возросла. При этом у нее как будто было две памяти (собственно формулировка пациентки). Иногда она может, как другие люди, вспоминать обо всем, что задумано. С другой стороны, в ее сознание приходят совершенно непроизвольно живые картины воспоминаний, в особенности, внутренние голоса и внутренние образы. Если ей что-то не приходит в голову, ей подсказывает это внутренний голос. Она зависит от него, поскольку эта вторая память выступает в форме внутреннего голоса. Внутренние голоса разнообразны, в них она узнает, особенно по манере высказываться, определенных знакомых людей, но все, что говорится, не произносится ими в действительности, а является только воспоминанием из той обширной памяти, которая ей неподвластна. С внутренними голосами она разговаривает. Она говорит внутренне и получает ответ. Например, вчера она читала о польском вопросе и о том, почему у поляков нет собственного королевства. После этого она разговаривала и спорила с голосом, который она не связала ни с каким-либо определенным человеком. Отдельные высказывания голоса она больше не может привести дословно. Такие разговоры часто забываются. Она слышит голоса не непосредственно. Это ощущение. Но голоса говорят целыми предложениями. Также вчера она читала об утреннем спектакле в Маннгейме. Давали Толстого.

У нее сразу возникла живая картина, как выглядел зал и все вокруг. Вдруг перед ее глазами живо предстала комната, как на картине Израэльса, так, собственно, должно было бы выглядеть все вокруг. Картины и голоса опирались, как она сказала, на действительные переживания, которые были у нее раньше, а не выдуманы. Были только два исключения: несколько раз она видела вдруг груды развороченной земли, потоки лавы и прорывающиеся языки пламени. Это было для нее мучительно и ужасно (в противоположность обычным внутренним картинам). Она быстро переключала внимание на что-либо другое, чтобы отделаться от таких картин. Подобного она никогда не видела в действительности. Во-вторых, «Я боюсь, Вы поднимете меня на смех. Я близка к Господу Богу. Но я вовсе не святоша». Уже много лет не ходит в церковь. Внутренним взором она часто видела дорогого Господа Бога — старика с серебряной бородой. Он