– Наверное, ты прав, Клим. Но может быть, что и не прав… Помнишь, я назвал тебя слабаком? Это эмоции, извини. Когда стоишь на распутье, никогда не знаешь, как поступить. Интуиция, принцип «делай как должно, и будь что будет», гадание на кофейной гуще, обращение к вирторакулу, хотя какой здесь к чертям вирт! – в такой ситуации все средства хороши. Ты пошел по другому пути – послушался своего сердца. Наверное, это правильно, хотя я не уверен, что поступил бы, как ты. Я также не уверен, что, когда мы придем к своим, тебя не обвинят в измене и не отдадут под суд. Но я выполню твой приказ и на том суде поддержу тебя, как смогу. Не потому, что ты мой командир и имеешь право приказывать, а я обязан выполнять твои приказы, а потому что ты – мой друг…

Я кивнул и, чтобы не длить дальше этот здорово смущавший меня разговор, сказал:

– Спасибо, Зиг. Пойдем, проверим заряды. Мы с Цендоржем начнем рвать по порядку, от лимеса. Сперва уничтожим минное поле, потом Дом Совета, госпиталь можно оставить, он и так разрушен. Далее – все постройки вокруг, вплоть до жилых кварталов. Ты тем временем занимайся заводом. А в самом конце, когда пройдем через Двух Братьев, взорвем и их.

– На, – Шерхель протянул мне медный цилиндр с раструбом на конце. – Это сигнальная ракета. Поднимаешь широкой частью вверх, поворачиваешь вот это кольцо. Используй в случае опасности как сигнал: «Немедленно взорвать все!» И вот еще что – я оставил саперов у Двух Братьев, пусть стоят до последнего. Мало ли чего…

– Добро, – ответил я, и мы разошлись.

Огнепроводные трубки, ведущие к зарядам и минам, тянулись под землей на сотни метров. Естественно, во время ракетных обстрелов многие из них оказались поврежденными. В быстро густеющем ночном мраке мы с Цендоржем вынуждены были укладывать новые трубки прямо по поверхности. Мой ординарец водил в поводу прыгуна, запряженного в повозку, на которой огневки, как именовали саперы огнепроводные трубки, лежали, точно груды хвороста, предназначенного для сожжения какого-нибудь древнего религиозного фанатика. Мне подумалось, что со стороны мы напоминаем похоронную команду.

Плоскогорье фактически уже опустело, лишь вдали, у подножия темных гор, медленно ползла цепочка огоньков – последние обозы с оружием поднимались к Двум Братьям.

Ближе к полуночи мы подготовили к взрыву минное поле, Дом Совета и сели перекусить и передохнуть. Цендорж хотел сперва взорвать то, что уже можно, но я остановил его – будем все делать постепенно, по плану.

Меня подспудно тревожило, что после яростного дневного обстрела в ночном небе не воют ракеты свободников. В предыдущие дни их ракетчики в это время неистовствовали вовсю.

Ветер, то стихающий, то усиливающийся, разорвал серую пелену, и в черной дыре между серыми клочьями облаков появился сверкающий Аконит. Его жемчужный свет залил все вокруг, высеребрив пустые, покинутые башни, стену лимеса и темные скалы вокруг.

– Клим-сечен! Смотри! – воскликнул Цендорж, выронив из рук баклажку с водой. Я повернул голову и похолодел: на стене копошились люди, человек десять.

Свободники! Разведка, или… Или это начало штурма? И враг уже знает, что сопротивления ему никто не оказывает. А это значит…

– Рви мины! – крикнул я Цендоржу. – Я взорву Дом Совета, и будем отходить к заводу. Черт! Надо же Зигфрида предупредить!

И, вытащив из-за пазухи сигнальную ракету, я, как учил меня Шерхель, высоко поднял ее, прицелившись раструбом в сияющий спутник Медеи, и повернул кольцо.

С хищным, бьющим по ушам свистом ярко-алый рубец перечеркнул серебряный диск Аконита, и в вышине вспухло оранжевое искристое облачко. До нас долетел звучный хлопок.

– Чего стоишь?! – напустился я на Цендоржа. – Время дорого! Рви – и к заводу! Давай!

И тут, словно в ответ на мои слова, где-то в горах вспыхнуло нестерпимо яркое пламя, и несколько секунд спустя мы услышали долгий, тяжелый гул.

«Что за чертовщина?» – пронеслось у меня в голове, хотя в глубине души я уже знал ответ на этот вопрос.

Цендорж тем временем начал рвать мины, и лимес исчез за сплошной стеной взрывов. Фугасы выбрасывали ввысь огромные султаны земли, грохот бил по ушам. Несколько секунд я, точно завороженный, наблюдал за этим зрелищем, не обращая внимания на летевшие с неба камни.

Но тут небо над заводскими корпусами озарилось так сильно, как будто там заработал тяжелый плазмомет. Я видел такие во время войны, каждый из них за минуту выжигал пятнадцать-двадцать квадратных километров. Выжигал основательно, до камня. Однако на Медее никаких плазмометов и в помине не было…

Клубы дыма, подсвеченные пламенем, взметнулись вверх, земля задрожала. Ворчливый рокот затопил плоскогорье, погасив все иные звуки. А потом высокие заводские трубы начали падать, точно тростинки, и крыши цехов оседали и скрывались в багровом клубящемся хаосе. Вышка гелиографа на здании заводоуправления по какой-то причине или просто из-за случайного стечения обстоятельств простояла дольше всех, и сигнальные зеркала отбрасывали в разные стороны яркие, слепящие блики. Но вот подломилась и вышка, а спустя несколько секунд на месте завода лежала темная дымная туча…

– Уходить надо! – Цендорж выскочил откуда-то, весь перемазанный землей и почему-то с арбалетом в руках. – Клим-сечен! Черные люди идут! Уходить надо!

Завороженный картиной разрушений, я с трудом пришел в себя.

– А? Что? Какие черные…

– Сюда идут. Быстро идут. Бежать надо! – завизжал монгол и потащил меня прочь от Дома Совета, который я должен был взорвать.

– Да погоди ты… Цендорж! Отставить!

И тут я увидел совсем близко, буквально в сотне метров от того места, где мы стояли, как какие-то (впрочем, почему «какие-то»? Понятно какие!) люди, действительно облаченные в черные плащи, быстро двигаются по направлению от лимеса в глубь плоскогорья, попутно обшаривая все воронки, траншеи, уцелевшие блиндажи и капониры.

Перспектива попасть в плен меня совершенно не радовала, и, оборвав себя на полуслове, я, что называется, взял ноги в руки.

Мы с Цендоржем бежали, как бешеные альбы. Ветер свистел в ушах, земля металась под ногами, предательски подсовывая то камень, то выбоину, а то и воронку от взрыва. Аконит спрятался за облако, и стало так темно, хоть глаз выколи. Думаю, если бы я или Цендорж во время этого сумасшедшего ночного бега сломал ногу, черноплащный авангард свободников настиг бы нас – они преследовали двух беглецов широким веером, отсекая от восточного направления.

И все же нам удалось оторваться. Добежав до подножия холма, на котором застыл наш так и не ставший медейским Сталинградом «Малыш Вилли», мы обогнули лишенный паровой машины и орудий танк и припустили по узкой и прямой дороге, вымощенной медными листами. Эту дорогу арбайтеры Шерхеля проложили довольно давно и использовали для подвоза горючих сланцев из карьера к жилым кварталам, госпиталю и школе. От ракет свободников часть дороги сильно пострадала, но тут, возле завода, она была в сносном состоянии.