Черноплащевые о дороге не знали, что дало нам изрядную фору. Пока наши преследователи били ноги по буеракам, мы промчались по гладким медным листам и вскоре уже миновали дымящиеся завалы, высящиеся на месте заводских корпусов.

По уговору Шерхель должен был ждать нас у Двух Братьев. Чтобы попасть туда, нам пришлось свернуть к востоку. После непродолжительных блужданий во тьме мы нашли дорогу, петляющую по склону.

– Теперь надо вверх, Клим-сечен. Все время вверх, – тяжело дыша, сказал Цендорж. И мы, чуть сбавив темп, двинулись в гору.

Примерно через полчаса изматывающего бега, когда Аконит распрощался со своим облачным убежищем и вновь осветил окрестности, мы остановились передохнуть. Свободники безнадежно отстали. Скорее всего, они просто потеряли нас, не заметив, в каком месте мы свернули.

– Еще немного, Клим-сечен, и будут Два Брата, – вглядываясь в полумрак, прохрипел мой ординарец.

– Не будет Двух Братьев, – раздался откуда-то сверху спокойный голос Шерхеля. – Моя вина. Я забыл предупредить саперов, и они, увидев вашу сигнальную ракету, ушли за горы через проход и взорвали его за собой…

Я смотрю в глаза судьбы, но вижу там лишь пустоту. Интересно, в который раз жизнь моя перечеркнута крест-накрест? Быть может, будет лучше, если я брошусь с Обрыва? Или это слишком легкий и быстрый путь, которого я не достоин? Но сколько еще мне длить и длить бессмысленное существование, длить чреду потерь, ошибок и неудач?

Впрочем, до Обрыва теперь и не добраться. Как писали в старинных книгах: «три дня скачи – не доскачешь, три дня лети – не долетишь»…

Я устал. Устал не столько физически, сколько душевно. Давным-давно, в детстве, я думал, что человек может управлять своей судьбой в любой ситуации. Но реальность оказалось жестокой, раз за разом нанося по моему идеализму сокрушительные удары. Эпидемия, война, ранение, работа, не приносящая не то чтобы радости, но даже элементарного удовлетворения. Наконец, вербовочный пункт Военно-Космических сил, учебный центр на Аресе, эвакотранспорт «Русь», Медея, катастрофа. Если до этого момента я еще хоть чуть-чуть надеялся, что смогу изменить свою жизнь, то здесь, под яростным светом Зоряной звезды, эти надежды осыпались, точно осенняя листва.

Рок влечет нас, и мы, покорные ему, должны пройти весь путь до конца. Пройти вне зависимости от того, хотим мы этого или нет. Боль потерь, горечь неудач, ошибки и предательство друзей – на нашей дороге не бывает ровных участков.

Когда мы виделись с Медеей последний раз, там, на плоскогорье, у Южной башни, перед отчаянным броском наших батальонов на врага, она сказала, что хотела бы родить мне ребенка. Не от меня, а мне. Я никогда не говорил ей, что Эпидемия сделала из меня стерила, а она никогда об этом не спрашивала. Где сейчас эта хрупкая девочка – облако волос и загадочные глаза-бездны? Жива? Ранена? Или тело ее до сих пор лежит на холодной земле у подножия развороченного Южного редута, и местные трупоеды терзают его, скаля клыки? А может быть, ее гонят в толпе пленных на запад, под свист плетей и окрики конвойных?

Я представил себе, как какой-нибудь свободник волочет Медею, намотав волосы на руку, к своей палатке, и непроизвольно скрипнул зубами.

Нет, прочь! Прочь дурные мысли, прочь уныние и слабость! Мы еще посмотрим, кто рассмеется последним. Мы еще поквитаемся с теми, кто завел нас в эту мышеловку. Мы…

Слова. Пустые и ненужные слова. Все кончено. Взорванные заводские корпуса за нашими спинами истекают жирными дымами. В горле першит, глаза слезятся. Мы не сумели пройти через Мертвую пустошь – там до сих пор висит ядовитый туман, а земля превратилась в гибельное болото, по которому без специальной защиты не сделать и шагу. Однако Шерхель утверждает, что стэлмены сумели преодолеть пустошь. Впрочем, эти странные люди умеют удивлять, а в загашниках у них имеется немало сюрпризов.

Мы идем в горы. Просто тупо поднимаемся вверх, оставив взорванный проход в Горную республику справа, к западу от себя. Заснеженные вершины возвышаются над нами, на их плечи накинуты плащи из облаков. Где-то там, среди льда и камня, есть тайная тропа, ведущая к монастырю Изольды Ивановны. Шерхель говорил, что монастырь женский и там живут только вдовы и сироты, однако я уверен, что бывшая главврач колонии не откажет трем беглецам в приюте и совете. По идее, между монастырем и Горной республикой должно быть какое-то сообщение, а значит, мы имеем шансы в конечном итоге попасть туда.

Целый день мы медленно бредем вверх по склону. Кругом один лишь камень, серый, покрытый трещинами, в которых укоренилась жесткая трава. Назад мы не смотрим – незачем.

Что ты оставил за спиной?

Цветущий сад и детский смех?

Нет, только пепел под Луной,

Луной, что светит не для всех…

Мы нагружены, как вьючные животные. Зигфрид подготовился заранее, заблаговременно устроив на подходе к Двум Братьям небольшой склад с припасами. Теперь, когда нет ни Двух Братьев, ни подгорного грота, а за нами по пятам идут свободники в черных плащах, я очень благодарен Шерхелю и его немецкой предусмотрительности.

Зигфрид идет первым. Он тащит фляги с водой и палатку. Я двигаюсь в середине, у меня за плечами мешок с продуктами, поверх которого приторочены одеяла и меховые плащи. Цендорж – замыкающий, он несет котел, три арбалета и здоровенный короб с бронзовыми стрелами-болтами. Кроме того, каждый из нас при оружии и доспехах. Мы облачены в панцири из медных пластин, надетые на кожаные безрукавки, на нас наручи и шлемы из запасов Корпуса общественной безопасности. Возможно, вся эта амуниция не пригодится, но может статься и так, что она спасет нам жизнь. Никто не знает, что ожидает нас, но, как истинные сыны своей олд-мамми, мы подготовились к худшему.

Зигфрид утверждает, что найдет тайную тропу, ведущую к монастырю. Сам он там никогда не был, но кто-то из его арбайтеров ходил на поклон к матушке Марии, как теперь именуют Изольду Ивановну, и под большим секретом назвал приметные вехи, по которым можно добраться в укромную долинку среди гор.

После полудня делаем привал. Мы забрались достаточно высоко. Плоскогорье лежит внизу, и я только сейчас вижу, насколько его обжитая людьми часть отличается от нетронутых земель на востоке. Оспины воронок, рубцы траншей, шрамы дорог, руины, похожие издали на коросты, дымное облако над развалинами завода – да, мы всласть поиздевались над этой землей…

На небе – ни облачка. Коварная Медея посмеялась над моими чаяниями. Дождя так и не случилось. Свежий восточный ветер унес сгустившиеся было тучи. Впрочем, теперь дождь нам и ни к чему.

Стоит необыкновенная, звенящая тишина. Величественно сверкает ледяными боками островерхая гора у нас за спиной. Шерхель сказал, что колонисты прозвали эту гору Эскимосом – в честь когда-то жившего в полярных областях Земли народа.

Пока мы с Цендоржем грызем копченые лапки зобиков, заедая их пресными лепешками, Шерхель намечает наш дальнейший маршрут.