сколько я себя помнила. Обычно это был его единственный вклад в нашу застольную беседу. – Когда мы только поженились, она готовила так плохо, что мы молились после еды.

– Говард, – пожаловалась мать. – Эта шутка не была смешной первые тридцать лет, когда ты ее рассказывал; честно говоря, я не знаю, с чего ты взял, что это будет смешно сейчас.

– А, по-моему, это смешно, – сказала Мики, не поднимая глаз и рассматривая керамическую подставку для салфеток в форме индейки рядом с ее тарелкой.

Мать посмотрела на нее, затем перевела взгляд своих фиолетовых глаз на моего отца.

– Говард, ты настроил против меня дочь моей единственной сестры. Надеюсь, ты счастлив, – заявила она с сильным прибрежным акцентом – этакая обиженная Скарлетт О’Хара. Став еще большей мученицей, моя мать, похоже, сделалась еще большей южанкой.

– Слушай, Кей, где Дайана? – спросил Джимми, вероятно, надеясь сменить тему. Мой брат был прирожденным миротворцем и мастером отвлекать нашу мать. – Я надеялся увидеть ее, пока я здесь.

Я улыбнулась.

– У нее новая любовь.

– А-а, – сказал Джимми, кивая. Все мы годами наблюдали, как Дайана переживает циклы отношений. Она была не из тех, кто может быть счастлив в одиночестве.

Мать всплеснула руками.

– Единственная женщина на зеленой земле божьей, которая тебе интересна, – и она тупа как пробка.

– Дайана не тупа, мама, – возразил Джимми. – Она милая. И ты всегда будешь единственной женщиной в моей жизни.

Мать мгновенно смягчилась.

– А ты едва ли не самое красивое существо, которое я когда-либо видела. Ты это знаешь?

Я была вынуждена согласиться. Мой брат был симпатичный мужчина, тонкокостный, с карими глазами и темно-шоколадной кожей. Его наследственность была загадкой. О его биологических родителях вообще ничего не было известно, но он был успокаивающей силой в нашей взбалмошной семье с того момента, как стал ее частью.

– Тебе следует чаще приезжать домой, – сказала ему мать. – Все не так, как раньше. Сейчас у нас по соседству несколько афроамериканских семей, и Китай, похоже, где-то открыл какие-то ворота, потому что везде бегают маленькие китаянки. – Она похлопала отца по руке. – Говард, мы опередили время.

Я устроила демонстративное шоу с закатыванием глаз, а Джимми был вынужден отвернуться. На протяжении большей части нашей жизни мы создавали проблемы за столом, мой брат и я. Обычно во время благословения я смешила его, а Эмили Стрит не терпела смех во время благословения.

Раузеру не потребовалось много времени, чтобы практически уничтожить своего цыпленка и начать накладывать себе добавку. Он потянулся за очередной горкой рагу из зеленой фасоли. Мать приготовила его на южный лад, под жирным грибным соусом, панировочными сухарями и с жареным луком-шалотом. Ее рагу всегда были сердечным приступом на тарелке. В чашке «Крискo» и то меньше жира.

– Кей, неужели ты никогда не готовишь для такого мужчины? – спросила мать и добавила, обращаясь к Раузеру: – Я ведь научила ее кое-чему.

Раузер промокнул губы салфеткой.

– Мы большие любители еды навынос, – сказал он, повернулся и с улыбкой посмотрел мне в глаза. – Меня это вполне устраивает. – К моему удивлению, наклонился и очень нежно поцеловал меня в уголок рта. Я почувствовала под столом его руку на моей ладони.

– Такой человек, как вы, не должен есть еду навынос, – услышала я голос матери, не в силах оторвать глаза от Раузера.

В воцарившейся тишине мой отец внезапно объявил:

– Хочу вам кое-что показать после ужина.

– Он не подпускает меня к гаражу даже на пушечный выстрел, – пожаловалась мать и погрозила отцу пальцем. Раузер сжал мою руку, затем отпустил и снова сосредоточился на своей тарелке.

Итак, после ужина и кофе все мы вышли во двор и стали ждать, пока откроется дверь гаража. Рядом со мной, обняв меня за плечи, стоял Раузер. Я посмотрела на него, и он поцеловал меня в лоб. Я оторопела. Весь день он просто лип ко мне.

Мать обняла Джимми за талию, а тот взял Мики за руку. Соседи из домов с обеих сторон вышли и присоединились к нам, пока мы ждали, когда мой отец раскроет свой последний проект.

Гаражная дверь начала подниматься, и когда в поле зрения появилось новое папино хобби – все шесть отвратительных металлических ног, – мы все дружно ахнули. Посмотрели на него, прищурились, переглянулись и вновь посмотрели на это чудо-юдо. Никто не сказал ни слова.

Отец, похоже, был озадачен.

– Это скульптура, – сказал он нам. – Орел с крысой во рту.

Кто-то сказал: «Фу!» Наконец у Джимми хватило здравого смысла поаплодировать. И тогда мы все тоже зааплодировали, а мой отец отвесил церемонный поклон.

– Идиот, – прошептала мать и закрыла лицо руками. – Мало того что он каждый год рождественской гирляндой выкладывает имя Леон… А теперь это!

Мой отец страдает дислексией, но никогда не признавал этого.

– Не хочешь прогуляться? – спросил меня Раузер после церемонии открытия.

Мы молча дошли до конца Дерридауна и пересекли Шэдоу-Мур-драйв.

– Кстати, – сказал Раузер, когда мы шли по деревянному пешеходному мосту к игровой площадке за начальной школой Виннона-Парк, – я навсегда порвал с Джо.

– Кто такая Джо? – сказала я и хитро улыбнулась ему.

– Кей, в ту ночь на автомагистрали, когда ты съехала с дороги, я думал, что мое сердце не выдержит и остановится.

Мы стояли возле качелей на футбольном поле за школой. В домах на Инмен-драйв и Поплар-серкл, двух улицах, граничащих со школой, сверкали огни. Это был старый район, где ранее было полно молодых семей, отреставрированных домов и новых денег. Я увидела, как возле парка притормозила машина и вырубила фары. Подростки приезжают сюда тискаться и целоваться. Люди паркуются на школьной стоянке в сумерках и пускают своих собак бегать по футбольному полю.

Раузер повернулся ко мне лицом и взял обе мои руки в свои.

– Просто я всегда думал, что еще будет время. Но в ту ночь я начал больше думать о том, как его мало, времени. Я настоящий осел, Кей. Я слишком долго ждал, чтобы сказать, что люблю тебя.

Я посмотрела на морщинки в уголках его глаз, те, которые всегда создавали впечатление, будто он вот-вот рассмеется, такие знакомые мне, такие милые и родные… Я посмотрела на его густые, серебристо-черные волосы, на широкие плечи и поняла: я больше не чувствую себя онемевшей. Нисколечко. Я была в восторге от этого человека, который так хорошо меня знал и любил – несмотря ни на что.

– Когда я позвонила той ночью и Джо ответила на твой звонок… – начала я.

– Я знал, ты была готова взорваться от ревности, – сказал он с лукавой улыбкой.

– Неправда, я