— Их нет. — Франсес вглядывалась в темноту в поисках поворота. — Давай вернемся на «эр-эн-семь».

— Они впереди. Я хочу знать, что будет.

— Да забудь ты об этом! Ты видел, кто сидел за рулем «ауди»?

— Какой-нибудь усталый дантист, возвращающийся домой.

— Он преследовал нас. Почему?

— Тебя, а не нас. Полуночная блондинка возвращается с фестиваля домой со своим сутенером. Наши виджиланте, наверно, засекли его, и он им не понравился. Он похож на магрибца — они дадут ему урок расового уважения.

Франсес неохотно ехала по темной набережной. У восточной оконечности Гольф-Жуана, на том самом месте, где когда-то стояла фабрика керамики, которую я посетил вместе с родителями, вырос новый жилой комплекс. «Ауди», преследуемая одним из «мерседесов», мчалась по кольцевой развязке. Чуть не опрокидывая лимузин на бок, водитель бодал «ауди» сзади. Второй «мерседес» заблокировал выезд на дорогу к Гольф-Жуану. Его фары освещали жестокую игру, приватное дерби выживания{80} под пальмами. На дороге лежали осколки задних фонарей «ауди», рассыпавшиеся, как угли костра, когда на них наезжали покрышки.

— Притормози, — я попытался привести Франсес в чувство; она при виде происходящего на дороге, казалось, совсем потеряла голову. — Он хочет удрать по прямой.

«Ауди», сбив бордюрный камень, вырулил с объездной и направился к Жуан-ле-Пену. Два «мерседеса» пустились за ним, их двигатели по-слоновьи взревели, фары выхватывали из темноты свою жертву.

— Франсес, поехали.

— Зачем? — Она недвижно сидела за баранкой, не поднимая глаз на лобовое стекло. — Они сумасшедшие, Пол…

— Они пытаются быть сумасшедшими — в этом-то все и дело. Нам нужны еще улики против них.

— Улики? — Франсес никак не удавалось включить передачу, наконец я взялся за рычаг и послал его на место. — Ко всему тому, что уже есть?

— Езжай.

Мы последовали за свихнувшимся кортежем по береговой трассе. На песчаный пляж набегали волны и вскипали пенными разрывами вокруг мусора — банок из-под пива и забытых резиновых ласт, валявшихся там, где когда-то стареющий Пикассо играл с Дорой Маар{81} и ее детьми. Вращающийся луч ле-гарупского маяка прочесывал берег, высвечивая закрытые кабинки ларьков и низкий волнолом.

Франсес сбросила газ, когда один из лимузинов поравнялся с «ауди» и попытался столкнуть его с дороги; второй тем временем наезжал сзади, а потом притормаживал, бодая его в задний бампер. Слева от нас, за веткой железной дороги, стоял жилой комплекс Антиб-ле-Пена. Над одним из балконов горел единственный огонек — там, в квартире за семью замками, сидела какая-нибудь страдающая бессонницей соседка Изабель Дюваль. Я скользнул взглядом по балконам, но тут меня отвлек шум экспресса Ницца — Париж, внезапно возникшего из темноты. Он оглушил нас лязгом стальных рельс и скрылся в ночи.

От неожиданности Франсес на миг потеряла управление машиной, словно черная пустота, образовавшаяся за последним вагоном поезда, засосала в себя БМВ. Наконец она сжала баранку и закричала:

— Смотри! Сейчас свалится!

— Где?

Она показала на дорогу впереди, где тревожно моргали стоп-сигналы. «Ауди» перепрыгнула через бордюрный камень, ударилась о волнолом и подлетела вверх, а потом свалилась вниз на береговую полосу.

Я схватился за руль, оттеснив Франсес, и направил БМВ на пешеходную дорожку. Два «мерседеса» развернулись и замерли и, выключив фары, на несколько мгновений исчезли в темноте. Мы остановились у заброшенного бара, деревянные стены которого были обклеены выцветшими объявлениями, возвещавшими о джазовом фестивале в Жуане. Я заглушил двигатель и вышел на волнолом. Франсес неподвижно сидела на водительском месте, уставившись на приборный щиток. Она уронила руку на рычаг ручника, словно считая, что это ее неумелая езда привела к катастрофе.

Оставив ее в машине, я пошел вдоль берега, ступая по кромке холодной воды, которая тут же пропитала веревочные подошвы эспадрилий. Я побежал по темному песку, чувствуя, как в разошедшиеся швы гринвудова смокинга проникает ночной воздух.

«Ауди» лежала брюхом кверху на мелководье, из-под капота выбивалось пламя. Когда вода отступила, я увидел тело водителя — его заклинило под задним сиденьем, к стеклу пассажирского окна прижималась рука. По поверхности воды, волновавшейся вокруг машины, плавали умирающие языки огня.

Из первого «мерседеса» вышли двое в смокингах, приблизились к кромке воды, и один из них, дождавшись луча ле-гарупского маяка, начал снимать сцену видеокамерой. Когда я, запыхавшийся, в разбухших эспадрильях, был от него ярдах в двадцати и остановился спиной к огням Гольф-Жуана, он направил объектив на меня. Я пошел им навстречу, показывая на водителя, застрявшего в машине, но парочка взобралась наверх и скрылась в своей машине.

— Пол! Помоги ему!

По песку бежала Франсес, держа в руках туфли на высоком каблуке. Видно было, как ходят ходуном ее шейные мышцы, когда она ловит ртом ночной воздух. Она шагнула в набегающие волны и махнула туфлями в сторону машины:

— Боже мой! Они его убили!

Волны ударили по нашим коленям — я успел подхватить оступившуюся Франсес и вытолкнуть ее на берег, преодолевая откатный вал. На дороге со стороны Гольф-Жуана показался автомобиль с мигающим маячком. Приблизившись к горящей машине, он остановился.

— Пол, это полиция… Расскажи им.

— Это не полиция. — Из автомобиля вышли люди. — Эта та самая карета скорой помощи, что ты заказывала. Мы видели ее у виллы Гримальди.

Мы стояли у кромки воды и смотрели, как санитары вытаскивают из «ауди» мертвое тело. Это был крупный, тучный мужчина лет пятидесяти, и, глядя на него, можно было подумать, что его бледное тело несколько дней пролежало в воде. Смокинг держался на нем одним рукавом, как крыло утонувшей птицы. Санитары уложили его на спину и начали делать ему искусственное дыхание. К лацканам белых халатов были приколоты бирки с именами санитаров и телефонным номером службы скорой помощи в Тулоне.

Заглянув через их плечи, я узнал побелевшие черты Паскаля Цандера.

Я посмотрел в глаза шефа службы безопасности. Совсем недавно такие проницательные и хитрые, они теперь уставились в никуда, а плоские зрачки стали похожи на пустые окна. Все сведения о его профессиональной жизни, секретных кодах и маленьких подлостях смыло море. Один из санитаров, молодой блондин, сложенный как серфингист, показал на мою ногу, и тут я понял, что стою на руке Цандера. Я взглянул на короткие пальцы — на их коже отпечаталась подошва моей эспадрильи — и осознал, что всего несколько часов назад они, быть может, ласкали грудь моей жены.

Оставив попытки воскресить мертвеца, санитары вернулись в машину, закурили сигареты и связались с кем-то по своей рации. Я слышал, как хрипловато дышит Франсес, стоящая рядом со мной, потом повернулся и увидел, что она бежит по песку к своей машине.