Я не ответила ему, понадеявшись, что он уберется на хрен в свой Афганистан. Однако Джон этого не сделал. На прошлой неделе он прислал электронное письмо в несколько ином тоне.

От: Джон Уилсон

Он меня не знал. Не знал, что я достаточно умна для того, чтобы понять, когда меня пытаются заманить.

А сегодня еще и это письмо. Мы с Чарли только что пришли в кафе «Лео». Мой капучино был слишком горячим для того, чтобы его пить, а Чарли пока даже не притронулся к своему маленькому пирожному с шоколадной крошкой. Мы провели в кафе не более пяти минут, однако за это время вся моя жизнь перевернулась. Я едва видела перед собой экран компьютера. Мое сердце колотилось так громко, что я оглядела помещение, силясь понять, не слышат ли его другие посетители. Да, они все таращились на меня. В моих ушах звенело, а в горло словно набились водоросли. Я не могла сглотнуть. Не могла даже дышать. Опустив голову себе на колени, я сосчитала до двадцати. Я чувствовала себя так, словно плыла в лодке и меня качало на волнах.

– Мамочка, что такое? – спросил Чарли, задумчиво склонив голову набок и совсем по-взрослому положив руку мне на плечо.

Грязный пол устилали смятые пакетики из-под сахара, сигаретный пепел и комья пыли.

– Я кое-что уронила, детка, – сдавленным голосом ответила я.

В следующее мгновение меня за спину уже трогал не в меру дружелюбный владелец заведения, спросив по- испански:

– Сеньора? Сеньора? Вам плохо? С вами все в порядке?

Я должна была собраться. Выпрямившись и сделав глубокий вдох, я улыбнулась:

– Estoy bien. Я в порядке.

Улыбнувшись в ответ, он зашагал прочь. Нажав семь раз на кнопку печати, я распечатала семь своих гребаных электронных писем и выключила компьютер. Достав из принтера бумаги, я расплатилась и, завернув в бумажную салфетку пирожное Чарли, сложила все в свою большую пляжную сумку. Взяв Чарли за руку, я вышла вместе с ним на залитый солнцем Пасео-дель-Рей и поняла, что забыла прикрыть свой шрам солнечными очками. Люди глазели на меня вовсю. Я остановилась, чтобы взять себя в руки. Шляпка, очки, улыбка. Приятная, хорошенькая леди.

Чарли направился было к воде, но я остановила его:

– Подожди, милый. Пойдем со мной.

Чуть дальше по улице располагался бар «Игуана». Заведение, в котором – хотите верьте, хотите нет – никто не обратит внимание на маму и на то, что она, придя вместе с сыном, закажет себе коктейль с ромом в десять утра. Как хорошо, что мы больше не в Канзасе.

Бармена за стойкой не было. Лишь двое стариков играли во дворе в шахматы да пара пьяных американских парней в футболках с символикой студенческого братства, покачиваясь на стульях, смотрели футбол. Бармена нигде не было видно. Чарли заметил полку с чипсами и висящие за барной стойкой снеки чичаррон. Он стал похож на милого изголодавшегося щенка. Я привезла его в Никарагуа совсем недавно, однако он уже успел полюбить обжаренную до хрустящей корочки свиную шкуру.

– Мамочка, я хочу чичаррон!

– Ладно, – ответила я. Поискав глазами треклятого бармена, я ударила ладонью по стойке. – Э-эй?

Из кухни вышла женщина и прошагала мимо, даже не взглянув на меня. Взяв моющие средства и тряпку, она молча вновь исчезла за кухонной дверью.

– Прошу прощения! – крикнула я ей вслед. – Perdón!

Никакой реакции.

Взобравшись на барный стул, Чарли смотрел то на чичаррон, то на меня. Наконец из кухни, насвистывая, вышел молодой очень красивый мужчина с бородой и стянутыми в узел волосами. Он убрал в карман только что начатую пачку сигарет.

– Чего желает сеньора? – жизнерадостно спросил он по-испански.

– Выпить, на хрен! – раздраженно ответила по- испански я и тут же об этом пожалела.

Будь дружелюбнее, сказала я себе. Заказать выпивку можно и без «на хрен».

Парень вздернул бровь и, встав за барную стойку, произнес на безупречном английском: