— Когда я тебя трахал только один раз?

Она качает головой. — Никогда, я просто не хочу, чтобы мы начинали сегодня вечером.

— Мы не будем, — обещаю я, прежде чем украду ее следующие слова поцелуем. Я пробую ее сладость. Я хочу все это. Я хочу ее и все, что делает ее ею.

Я провожу пальцами по ее шее и по ее элегантным плечам, пытаясь запечатлеть ее ощущение в памяти. Когда она снова дергает меня за рубашку, пуговицы щелкают и стучат по половицам.

Когда ее пальцы касаются голой кожи на моем животе, я понимаю, что мы не поднимемся наверх, в спальню.

Я переношу нас на кухню и практически срываю с нее топ и бюстгальтер, оставляя ее в короткой юбке, которая сейчас выглядит чертовски сексуально, с ее обнаженной грудью и мокрыми волосами.

Смахнув все со стола для завтрака, я беру ее и сажу на стол, словно редкое, экзотическое блюдо, которым я собираюсь полакомиться.

Она.

Она мне, черт возьми, не безразлична.

— Раздвиньте для меня ноги, миссис Д'Агостино. Позвольте мне увидеть вашу прекрасную киску.

Эта женщина превратилась в сексуальную богиню, которая заставит меня есть из ее ладоней, если я не буду осторожен. Когда она снова одаривает меня этой сладострастной улыбкой и раздвигает ноги, я почти опозорился и кончил.

— С удовольствием, мистер Д'Агостино, — говорит богиня, а затем делает еще один шаг вперед, раскрывая для меня свои половые губы.

Твою мать.

Похоть стирает мне мозги от всего. Нужда делает меня жадным, эгоистичным, поэтому я ныряю и пирую своей девочкой, своей женой.

Я облизываю сладкий бутон ее клитора, слушая ее стоны и крики дикого удовольствия. Все от того, что я делаю с ней. Я кончаю у нее на руках, и она знает, что я хочу ее. Я вижу, как она кончает, и ее сладкий нектар течет в мой рот. Знание того, что я хочу ее, сияет в ее глазах. Взгляд усиливается, когда я пью и забираю все, пока ничего не остается.

С ее соком на моих губах, я целую ее, чтобы она могла попробовать себя на вкус. Она стонет мне в рот.

Мне придется поиграть с ее грудью позже. Мне нужно быть внутри нее. Я жаждал вернуться туда. Она нужна мне сейчас.

Я быстро снимаю с себя одежду, беру свой член и проскальзываю в ее скользкое, влажное отверстие.

Она задыхается, кладя руки на стол за спиной, чтобы принять меня. Я держу ее неподвижно, чтобы убедиться, что она это сделает, потому что я снова овладею этой киской сегодня вечером. Черт возьми, она чувствуется так хорошо. Ощущение нахождения внутри нее усиливается с этим новым чувством понимания между нами.

— Массимо… аххх… — стонет она.

— Я сделаю тебе приятно, — обещаю я и начинаю ее трахать.

Мой рот открывается, а ее глаза расширяются, удовольствие заполняет каждый дюйм ее лица.

Адский жар обрушивается на меня, заставляя меня входить в нее сильнее, быстрее, яростнее. Блядь.

Мои яйца болезненно сжимаются в ответ на сжатие ее стенок вокруг моей длины. Я пытаюсь держаться и контролировать свои движения, чтобы продержаться дольше, но она слишком хороша. Все в ней слишком хорошо.

Я безжалостно вбиваюсь в нее, пока не достигну своего предела, и мой оргазм наступает одновременно с ее. Стол трясется, царапая пол, когда я вдыхаю в нее, и она кричит. Это самый восхитительный звук, который я когда-либо слышал, но я хочу услышать его снова, прежде чем взойдет солнце.

Я выхожу из нее, беру ее на руки и несу наверх, где мы попадаем в тот цикл, в котором мы заблудились ночью. Я осознаю, что разделяю эту прекрасную ночь со своей красавицей.

Мы не спим, мы просто балуем друг друга. Когда встает солнце, я смотрю на нее, и это чувство снова переполняет меня. Я вижу ее. Я вижу, кто она, и я больше не боюсь того, что я чувствую к ней.

Солнце купает ее в своем ярком свете, а ее глаза цвета виски пристально смотрят на меня.

Внезапно я это понимаю. Я получаю любовь. Я понимаю риск и то, что имел в виду мой отец, когда сказал, что он носил мою мать в своем сердце.

Вот где для меня Эмелия. Она сама нашла дорогу туда, нашла ключ и открыла дверь в холодное сердце, которое было закрыто с того дня, как я нашел свою мать в реке.

— Я вижу тебя, — говорит Эмелия, касаясь моего лица.

— Потому что… я люблю тебя, — отвечаю я. Кажется, так легко это сказать.

Шок заливает ее красивое лицо, и ее глаза расширяются. Сначала она смотрит на меня с недоверием. Мягкие нити шелка падают на подушку, когда она выпрямляется и приподнимается на локтях, чтобы посмотреть на меня, приоткрыв губы.

— Я тоже тебя люблю, — отвечает она, и я клянусь Богом, это лучшие четыре слова, которые я когда-либо слышал.

Я беру ее руку, на которой два кольца, которые я ей подарил, и целую ее безымянный палец.

И я понимаю, что если я люблю ее так, как люблю, мне придется что-то менять. Если я справлюсь с этой угрозой, которую представляют ее отец и Влад, мне нужно что-то менять.

* * *

В ту минуту, как мы вернулись домой, реальность настигла нас. Звонок от Па, вызвавшего меня на экстренное собрание Синдиката, возвестил, что все вот-вот кардинально изменится.

Риккардо должен был присутствовать. Он вышел на связь, получив многочисленные сообщения, оставленные для него, и согласился прийти, чтобы мы поговорили с ним. Я не понимаю, как работают эти люди. Если бы я получил этот звонок, я бы выследил его и убил. Может, они и выследили его, но они все равно хотят, чтобы он пришел.

Я покинул Эмелию почти сразу, как только мы вошли в дом. Сейчас я здесь, в высотном здании, где проходят встречи Синдиката.

Вся группа здесь. Все, кроме Риккардо. Он опаздывает.

Риккардо опаздывает почти на час.

Мы с папой только что зашли в вестибюль выпить кофе и поговорить между собой.

— Я не думаю, что он придет, па. Это чертовски подозрительно, — замечаю я.

— Я знаю. И я согласен, но это их путь. Сначала они говорят всякую чушь, а Бог знает, что происходит. Может, я просто параноик. Стражи порядка и солдаты в состоянии повышенной готовности на случай, если он попытается что-нибудь предпринять.

— Па, это дерьмо. Мы здесь уже час. Он не придет.