От этой женщины ничего нельзя было скрыть, в Запретном городе не было никого умнее и коварнее нее.

– Это связано с вдовствующей императрицей, – сказал евнух. – В компании супруги Лин она поселилась в резиденции Юаньмин. Император уже несколько раз туда наведывался, но никого не застал. Госпожа, не может ли быть такого, что его величество…

– Чего нам бояться? – холодно усмехнулась Сянь. – То письмо написала госпожа Вэньшу, сохранила вдовствующая супруга Юй, а нашел великий князь Хэ. Разве я имею к этому какое-то отношение?

– Госпожа, боюсь, если мы не изведем сорную траву под корень, нас ждет большая беда.

Императрица нахмурилась и посмотрела на него через зеркало.

– Почему у меня такое чувство, что ты ненавидишь супругу Лин даже больше, чем я?

Чуньван только улыбнулся в ответ.

Улыбка эта была прекрасной, как весенний цветок, от одного взгляда на который замирает сердце.

Ну что за женщина эта Вэй Инло – как она могла рассориться с обладателем такой очаровательной улыбки и столь недюжинных способностей? Супруга императора коснулась своего пучка – даже в женских прическах Чуньван не знал себе равных: когда ее волосами занимался он, женщина выглядела на несколько лет моложе.

– Узнав о том, что вдовствующая императрица уехала в резиденцию Юаньмин для лечения, император отправил туда немало слуг для охраны. Не навлечем ли мы на себя беду, если начнем действовать сейчас, когда к ней приковано так много внимания? – с улыбкой поинтересовалась императрица-преемница. – К тому же я теперь крепко утвердилась на своих позициях. Супруга Лин может сколько угодно вертеться возле старой лисы, но императорскую милость ей больше не завоевать. Если однажды она вернется во дворец, то обнаружит, что в Запретном городе теперь новые порядки!

Цветущей весной, в летнюю пору сбора лотосов, в осенний листопад или заснеженную зиму – жизнь в резиденции Юаньмин всегда была привольнее и радостнее, чем в Запретном городе.

Вдали от интриг гарема и императорского дворца Вэй Инло стала жить как героиня «Сна в красном тереме»: она упражнялась в письме «Похорон цветов»[59], отрешившись от земных забот.

И только в конце каждого месяца вдовствующая императрица заставляла ее писать письма Хунли, весточки домой, которые должны были вернуть его сердце.

Поначалу Инло неохотно их писала, а Хунли так же неохотно на них отвечал. За первые три-четыре месяца он кое-как выдавил из себя пару слов только ради вдовствующей императрицы.

Но молодая женщина продолжала писать без устали, рассказывая о чудесных пионах, что распустились в Юаньмин, об одолевшей вдовствующую императрицу сонливости и прочих мелочах – да так, что в итоге получалось несколько длинных страниц.

А он продолжал отвечать, сначала немногословно, но раз за разом, и его письма становились длиннее. Вэй Инло радовалась каждому его слову, потом, опамятовавшись, злилась на свои чувства и клялась больше не страдать глупостями. Но вскорости снова открывала очередное письмо.

Кто мне от тебя принесет письмецо?

Тумана плывет пелена,

Когда прилетит ко мне вестником гусь?

Над западной башней восходит луна.

И чувства свободно текут и никак

не могут оставить нас,

Как только с бровей моих сходит печаль,

так в сердце она возникает тотчас[60].

Вэй Инло посмотрела на слова, которые невольно добавила в письмо, вздохнула и скомкала бумагу.

= В Запретном городе =

– Ваше величество, – Ли Юй передал письмо, – вам послание от вдовствующей императрицы.

– Оставь, – произнес Хунли с напускным равнодушием.

Ли Юй положил письмо. Не успел он шагнуть за дверь павильона Янсинь, как Хунли окликнул его:

– Ли Юй!

– Я здесь, ваше величество, – снова поспешно согнулся в поклоне евнух.

Письмо было уже распечатано: какое бы безразличие ни напускал на себя Хунли, стоило ему оказаться одному, как он немедля открыл послание.

Едва взяв его в руки, император сразу почувствовал неладное.

Оно было слишком легким.

Куда легче, чем обычные письма на несколько страниц. Внутри и правда оказался всего один листок.

И на нем красовался единственный иероглиф – «спокойствие».

Почерк был незнакомым: даже одного знака было достаточно, чтобы понять, что писала не Вэй Инло. Хунли долго смотрел на послание, нахмурив брови, а потом наконец обратился к евнуху:

– Узнай, что случилось в резиденции Юаньмин.

Видя, как он серьезен, Ли Юй тоже забеспокоился и поспешил откланяться. Вскоре он вернулся с докладом:

– Ваше величество, вдовствующая императрица недавно простыла и провела в постели три дня. К счастью, придворный медик вовремя ее осмотрел и назначил правильное лечение, так что сейчас она уже поправилась.

Хунли задумался.

– Болела только мать-императрица?

– Супруга Лин ухаживала за ней во время болезни и тоже слегла, – ответил главный евнух.

Хунли изменился в лице и резко вскочил.

– Тоже слегла?

– Волноваться не о чем, ваше величество. Насколько я знаю, она уже пошла на поправку, вчера даже смогла подняться с постели. Вот только письмо попросила написать служанку…

Хунли с облегчением вздохнул и немного смутился.

Он всех уверял, что ему нет до нее дела, но стоило услышать, что с ней случилась беда, как он ударился в панику. Разве так выглядит безразличие? Да он даже сам себя этим не мог обмануть.

К счастью, прибывший в это время Хайланча немного развеял его смущение.

– Ваше величество! – Воин светился от радости. – Грандиозная победа при Аличуре! Братья-ходжи с тремя сотнями человек сбежали в Бадахшан, но были настигнуты. Скоро войско вернется с победой!

Лицо императора засветилось радостью – как от победы, так и от своевременного прибытия Хайланчи.

– Отлично! Немедленно отдать распоряжения о триумфальной встрече героев Западного похода. Я лично устрою для них банкет!

– Ваше величество, генерал Чжао Хуэй сказал еще, что привезет вам подарок, – добавил стражник.

– Подарок?

Ему показалось, что на лице Хайланчи появилось какое-то странное выражение.

– Да… – сказал Хайланча растерянно. – Турду-тайджи[61] решил преподнести вашему величеству… прекрасный подарок.

Глава 167. Яшмовое кольцо в воде

Вэй Инло все чаще вспоминала пословицу о том, что с возрастом имбирь становится острее, а люди опытнее: вдовствующая императрица разбиралась в ее чувствах лучше нее самой, вот почему велела ей писать письма Хунли.

Но, несмотря на это, император не мог простить ее, да она и сама не могла. В этой жизни им оставались только письма.

Вот