Его-то солнышко не сморило, не могло сморить. Потому что сейчас как раз и настал момент, самый что ни на есть подходящий: Лара спит, Андрейка с пацанами гоняет, а Катя… а она уже одна в сторонке прохаживается, его дожидаясь!

И Валерий момент не упустил, конечно. Подбежал к ней, а Катя вроде и не ждала, удивилась:

– Ты чего?

– Как, я чего?

– Ой, Валерка, потолстел!

– Ты зато как спичка… Нет, спичку сломать можно, а ты как… Ты выскальзываешь!

Опять сигаретка, опять дымом окуталась.

– Как кто я?

– Как змея, вот!

Пожала плечами, улыбаясь. Не то, не то, горячась, он говорит, другие слова нужны.

– Они тут с моря десант пытались… Ну, мы им!.. Окопы, видишь?

Опять не то! Да что с ним? Вон Лара уже на лежаке зашевелилась… Нет, на живот перевернулась, спит…

– Хоть бы подошла за весь вечер-то!

Смеется:

– Так ведь конспирация, Валерка!

– Чего-то ты уж это слишком, нет? Ох, играешь хорошо!

– Я не играю.

– Да? А с ним когда, с благородием… нет, что ли?

Пожала плечами:

– Нет.

– Так! Значит, со мной играешь?

– И с тобой нет, а зачем? – удивилась Катя. – С тобой-то зачем?

Она пошла по песку среди редких кустов, он догнал.

– Непонятно ни черта, Катюха.

– Нормально.

– Запутались мы, а?

Нет, не желала она распутываться, как раньше, смотрела мимо, не замечая его подмигиваний, ничего вообще не замечая. Тогда он схватил ее, спросил в упор:

– Ты вернулась, так? Уехала и вернулась!

– Вернулась.

– Ты не смогла!

– Я не смогла!

Он прокричал шепотом:

– Без меня, без меня не смогла!

Она вырвалась, сказала с досадой, разглядывая сломанный ноготь:

– Да ты тут ни при чем!

– А кто при чем?

– А вот он, благородие! – И пожала плечами рассеянно, ноготь ее только занимал, одно было огорчение. – Бла-го-ро-дие! – пропела по складам, все держа перед глазами руку. Так и пошла опять, забыв о Валерии.

Он засмеялся:

– Не верю я! Андрейка? Ты? Вы? Не верю!

Катя обернулась:

– Валерка!

– Я Валерка.

– Ты не мешай нам! – И погрозила ему пальцем. Уходила, мелькала среди кустов, он смотрел вслед. Из жизни его уходила. Уже ушла, всё.

Расстались. А он снова побежал, ее настиг:

– Катюха, Катюха!

Она шла как шла, он рядом семенил, в лицо заглядывал. И время вспять поворачивал, судьбу ломал:

– Нет! Слышишь? Нет, нет!

Всё, больше не было слов. И он последнее сделал, что мог: обняв ее тонкую талию, вместе с ней в окоп спрыгнул… Тесно там было, зато уж никуда друг от друга не деться, и Катя, очнувшись, только встрепенулась запоздало:

– Ах ты… Вот, значит, ты как? Ты… Ты что же придумал? Ах, гад!

Она стояла к нему спиной, ловила зубами его руки, пыталась кусать. Еще говорила:

– Ну, скот, скот! У него жена беременна, а он? Не смей, пусти! Ларка твоя, я же вижу! Ты скот, скотина!

Вспомнила жену, и это только удесятерило его силы. А короткую ее юбчонку и задирать не надо было… Она успела прошептать:

– Валерка, ты убьешь меня, всё во мне убьешь!

Он сделал, что мог, уже самое последнее. А что он еще мог? Она вытянулась, став еще выше, затрепетала.

– Будь ты проклят, Валерка!

– Ты тоже от меня забеременеешь, ты тоже! – хрипел он.

– Ни за что! Нет!

– Ты тоже!

– Ты теперь будешь мне платить! Платить, гад!

Сквернословя, проклиная, Катя поворачивалась к Валерию щекой, искала губами его губы, а потом уже только всхлипывала, и он тоже всхлипнул от наплыва чувств. Нет, еще любила она его, любила, не могло все уйти без следа, что-то осталось… И он сейчас забирал у Кати, что осталось, торопился, сам любя.

Шаги они не услышали, легкие шаги по окопному ходу… Издалека к ним Подобед крался, ведь так на войне и ходят, крадучись. Шел по окопному лабиринту, скрываясь от мальчиков Белошейкиных, и вот пришел, выглянув с опаской из-за угла. Увидел Валерия с Катей, лица их были совсем близко от его лица. И обратно побежал.

Из окопа он неудачно выскочил, прямо на мальчиков напоролся, те сразу закричали, затрататакали, сжимая в руках воображаемые автоматы. Каждый по очереди в него выпустил, не меньше, и он, конечно, упал, сраженный, ткнулся лицом в траву.

Мальчики праздновали победу:

– Готов, наповал! Как я его!

– Нет, это я его! А может, ранен?

– Так не шевелится… Готов, готов!

– Дядя Андрей, вы лучше раненым будьте! Мы тогда вас в плен, дядя Андрей!

Потом Белошейкиным надоело, что он долго притворяется, они убежали, другие еще ждали дела.

Встал, пошел по тропинке вверх, вверх… Побежал…

На набережную когда из кустов выскакал, чуть в асфальтоукладчик не влетел, конь шарахнулся, рабочие бросились врассыпную, кулаками бессильно замахали: куда! Но всадника уже и след простыл, только отпечатки копыт остались на свежем асфальте.

Пока Подобед ничком лежал, убитый, пока на коне скакал, Катя успела из окопа выбраться, уже и тонкая ее сигарета вспыхнула, дымок таинственно заклубился… Она позвала Валерия:

– Ну, отец-герой? Всё, вылезай давай!

Заглянула в окоп, увидела, что он там сидит на дне, улыбается.

– Ты чего? Вылезай!

– Сейчас, сейчас, – сказал Валерий.

– Давай… А то там Ларка уже тебя… ей теперь вредно волноваться!

Валерий кивал и все сидел. Катя возмутилась:

– Да долго ты еще будешь, нет?

– А всю жизнь! – засмеялся он.

– Ну, сиди, сиди! – И тут она поняла, что с ним… Закричала: – Вставай! Встать, встать!

Валерий приподнялся на руках, снова сел:

– Не могу.

– Ноги, ноги?

– Ты не кричи, Катюха. И не бойся.

– Я не боюсь. Попробуй еще разок, ну-ка!

Он только покачал головой:

– Кранты, кранты. Катюха, всё!

– Прошлый раз были кранты.

Не слышал.

– А я тоже не боюсь! – И посмотрел на нее, засмеялся: – Спасибо, хоть с тобой мы сегодня успели… Большое спасибо.