– Ну-ну… Мне еще вообще-то говорили, что восточные женщины стыдливые. Ты… нет?

– Не знаю, – пролепетала она со слезами на глазах и пожала голыми плечами.

И, уже не одеваясь, опять встала, как рабыня, у Подобеда за спиной, взялась за шею с новой силой… Даже рот приоткрыла, так старалась. Еще и беспокоилась:

– Вы же, как проснетесь, кушать захотите? Я схожу, куплю, можно?

– А еще мне говорили, что восточные… они хитрые! – пробормотал Подобед напоследок и уже больше ничего не смог сказать, лишь захрюкал довольно, привыкая к новым радостям жизни, и глаза его закрылись, голова повалилась набок.

Только гостья из дома с сумкой вышла, как на нее собака бросилась! Кикоть пса свирепого как раз на цепь сажал, и тот вдруг вырвался, зарычав, понесся к приезжей через двор. Лапами ее ударил, повалил, старушечья юбка задралась… Кикоть в ужасе мчался к женщине, полкан чуть уже не сидел на ней, тыкаясь в лицо оскаленной пастью… Оказалось, к счастью, что это были всего лишь ласки, пес, поскуливая, лизал женщине щеки, а она отбивалась, как могла, от дружеских его объятий.

– Чудеса! – выдохнул Кикоть, и подбежавшая следом Ольга только всплеснула руками.

Они помогли женщине подняться, и она без слов пошла к калитке. Кикоть гостью еще догнал, заглянул участливо в лицо и увидел в глазах ее ночь, одну только кромешную тьму.

Потом приезжая стояла на остановке, ждала автобус. Рядом за забором еще метался пес, бородатый хозяин с супругой загоняли его в конуру, пытаясь утихомирить. Тут автобус подошел, гостья поднялась в салон, за ней мужчина в очках в последний момент проскользнул в двери… Поехали.

С этим подоспевшим пассажиром женщина оказалась рядом, на одном сиденье. Случайный попутчик взял ее руку и держал, не отпуская. Да она и не пыталась руку отнять. Спросила:

– Почему вдруг очки? Для маскировки?

– Да нет, плохо видеть стал.

– Очки твои я еще из машины увидела и сразу в магазин отпросилась.

– Отпросилась?

– У меня теперь строгий хозяин.

Покосился на ее наряд.

– Кто же ты, кто теперь?

– Сама не знаю кто. Дикая какая-то… Бэла! Читал?

– Парень знает, что это твой дом?

– Нет, конечно.

– Но рано или поздно…

– Нет!

– Почему?

– Потому что я уже всегда буду Бэлой, – пожала она плечами.

А звали ее Тамара. А случайного попутчика – Темур, он был ее мужем.

– В доме могли остаться фотографии.

– Нет, я забрала все до одной. И потеряла, когда шли через перевал… Снег вдруг пошел, не знаю откуда, небо было синее, вдруг снег… А Русланчик у меня в тонких пеленках… Но он был такой мужественный, весь в тебя, он даже не плакал ни в первый день, ни ночью, ни потом!

Темур сжал ее руку:

– Я знаю, я всё знаю, молчи!

– И когда я одна осталась, я все шла и о нем вспоминала, какой он все-таки был странный мальчик! Вот ты же детский врач, скажи, есть этому в медицине объяснение? Мальчик голый на морозе не плачет?

Не мог он ей заткнуть рот, мог только сжимать до хруста пальцы.

– Сойдем. Сейчас.

– Тебя ж пристрелят.

Тащил ее за собой по автобусу, расталкивая пассажиров, какая уж тут маскировка!

Вышли на оживленной улице. Сквер рядом, летнее кафе, столики под тентами.

– Господи, куда же мы приехали! – простонала Тамара. – Ты помнишь? Садись-ка вон туда, на свое место, а я напротив тебя!

– На свое уже не получится, – усмехнулся муж, скромно пристраиваясь в тенек под куст магнолии, так ему удобно было, улица просматривалась. Тамара смеялась, следя за его перемещениями:

– Такой был тихий, такой мирный, детей лечил! Кто бы мог подумать, Темур!

Он промолчал, только пожал плечами. Подошел официант, разлил вино в фужеры. Они взяли фужеры, посмотрели друг на друга и выпили не чокаясь. Знали за что.

– Я не мог подумать, – сказал, помолчав, Темур, – что смогу убивать так же хорошо, как лечить, только еще лучше. Я и сейчас думаю, что этого не может быть.

– Я тоже не знала, что я на самом деле Бэла, а не школьная учительница!

Вдруг весело им стало…

– Не знала, что Бэла, но знала классику! А как же ты вычислила, что твой Печорин приведет тебя в твой собственный дом?

– Шестое чувство обостряется на вокзале!

– Бэла пьет?

– И курит! – Она закурила. – Я его выследила, дурачка этого. И дружка его бородатого… по пятам за ними ходила!

– А он думает, что сам тебя нашел?

– А он счастлив!

– Я его понимаю. Не время комплиментов…

– Почему же? Самое время! Скажи!

Он искал слова, она ждала с нетерпением, смущенно подавшись навстречу… Совсем они забылись, молодые еще, полные сил… Нет, так и не нашел Темур слов, выдохнул:

– За тебя!

У Тамары слова были наготове:

– А я за тебя, трусливая собака!

И они сдвинули со звоном фужеры, Темур даже вино пригубил. Но пить не смог. Хоть и ждал он этого, а все равно не ждал.

– Ты сбежал… ты не вернулся за нами, как обещал!

Он покачал головой:

– Нет.

– Эх ты. А я тоже испугалась этой чистки, и мы с Русланчиком… мы отправились в путешествие.

– Да, я видел вас, видел, как вы уходили.

– Как же ты мог нас видеть?

– А я у дома лежал, у забора, – сообщил Темур тусклым голосом. – Я видел вас с Русланчиком, я вам кричал, но тихо кричал… Я же вернулся за вами… Нет, я не вернулся, меня у самого дома… меня ранило! – И он, простонав, схватился за грудь, боль его с прежней силой пронзила.

Тамара перегнулась через столик, стала отдирать от груди руку мужа, увидела под распахнутой сорочкой безобразный зигзаг шрама… Это жизнь их была нарисована у него на груди.

– Я не вернулся, – повторил Темур.

И она это будто только осознала, прошептала с исказившимся лицом:

– Уж лучше бы тебя убило!

И пошла к остановке, а Темур остался в своем хитром тенечке и уже стал совсем невидимым, если смотреть с улицы.

А вечером Тамара сверкнула, пришлось сверкнуть… Опять она была в черном, но серебряные блестки на ее платье обещали легкомыслие. Подобед женщину ни на шаг не отпускал, разве что на шаг в танце, и парочка так весь вечер и протолклась возле оркестра, даже не присев за столик. И в перерывах между танцами они не уходили с площадки, стояли в ожидании, тесно прижавшись, будто вообще уже не могли расцепиться. И Подобед забыл совсем о своей одинокой присядке…