– Простите, видимо, вы прослушали, но Буба утверждал, что Огарева нет.

– Тем не менее он не сказал вам, как Огарев умер, что вообще с ним стало. Сейчас такая мощная компьютерная сеть… поищите. Должны же быть данные об Огареве, он где-то работал, где-то жил. Я понимаю, что работа кошмарная предстоит, но если вы тяготеете к справедливости, исключите Огарева. Тогда с полным основанием можете заявлять, что стрелял Стас. Впрочем, скорее всего, так и есть. Я лишь для очистки вашей совести предлагаю вам адский труд.

– Меня этот Буба, честно говоря, доконал. Из вредности не хочет говорить правду, а знает ее, голову на отсечение даю, знает!

– Тогда вы верно решили посадить ему на хвост оперативников. Он проколется.

Выпили, помолчали, закусывая. Архип Лукич приуныл, так как в глубине души надеялся, что архивариус даст дельный совет. Глядя на полки, он вновь поежился:

– Как вы живете среди паноптикума? Я бы не заснул.

– Да что вы! – изумился, как ребенок, Натан Ефимович. – Это всего лишь детали человека. Одно время я писал работу… не важно, закончить не удалось. Так вот, занятные пришлось наблюдать изменения в организмах. Когда читаешь о патологии, все равно нет полного представления, слово не передает того искажения, которое видишь своими глазами. Ну, сами посмотрите… – Натан Ефимович подскочил, прошелся вдоль полок, взял две банки, приблизился к Щукину. – Видите? Два мозга. Отгадайте: какой из них принадлежит нормальному человеку, а какой дебилу?

– Осторожно, не уроните, – забеспокоился Щукин.

– Я держу крепко. Так какой? Не угадаете, потому что внешней разницы нет, все извилины на месте у того и у другого. Разница внутри, и такая маленькая… А вот… – он живо вернул банки на место, – идите-ка сюда.

Щукин встал, нехотя приблизился. И зачем он завел этот разговор? Теперь любуйся всякой гадостью. Но надел на лицо заинтересованность из вежливости.

– Обратите внимание, – тронул пальцами банку с чем-то непонятным Натан Ефимович. – Это легкое заядлого курильщика. Если бы его не прирезали в пьяной драке, он умер бы от рака. Неприятное зрелище, верно?

– Курить бросаю, – сделал правильный вывод Щукин.

– Правильно! Знаете, к каждому моему экспонату прилагается история того человека, орган которого попал в коллекцию. В основном я изымал органы из трупов одиноких. То есть у тех людей, кто не имел родственников и хоронило их государство. Ну, как?

– Впечатляет.

– А вон, посмотрите, эмбрион. Тринадцатилетняя девочка повесилась, и не могли понять причину, пока не вскрыли. Беременная была, боялась сказать родителям и приняла, как она полагала, самое оптимальное решение. Я отвлекся, наша тема – изменения в результате неправильного образа жизни… Вот! Ну как же я чуть не пропустил. Вы и пить перестанете.

– Может, не надо, у нас еще полбутылки…

– Что вы, что вы! Это безумно интересно и поучительно. Вот печень нормального человека. Видите, какая она ровненькая, гладенькая? – Натан Ефимович надел очки, пробежал глазами надпись. – Эта печень принадлежала здоровой женщине, ее сбила машина. А вот… Нет, эту печень надо в руках подержать каждому алкоголику. – Он схватил банку. – Она принадлежала негодяю и мерзавцу, но по печени этого не определишь, хотя, я думаю, скоро наука будет распознавать характеры и наклонности по внутренним органам, от скверного характера органы тоже претерпевают изменения. – Он поднес к глазам банку, читая надпись. – Ага, ее я изъял из трупа в шахтерском городе. Ну, помните, в день, когда убили Хижняка, погиб еще один шахтер?

– Да, помню, – завороженно глядя на банку, проговорил Щукин, его внимание привлекла надпись. – Вы говорили, что в деле Хижняка есть информация об этом случае… я ее отложил…

– Представьте, Архип Лукич, его печень была изъедена алкоголем! Обратите внимание… ну, посмотрите! Какая это мерзость! Разве сравнить с печенью здоровой женщины? Ну как? Вы и пить теперь откажетесь? Что с вами?

Архип Лукич смотрел на надпись. Нет, показалось. Он взял банку с заспиртованной и уродливой печенью…

– Я так и знал, что на вас произведет впечатление вид распада под воздействием неимоверного количества и некачественного алкоголя. Пойдемте выпьем?

Щукин читал надпись: год, место, фамилию, инициалы, под ними мелким шрифтом обстоятельства смерти… Мотнул головой, чтобы привести мозги в порядок, снова перечитал надпись… И ничего не понимал. Нет, нет, дело не в непонимании, а в догадках, предположениях, которые вихрем носились сейчас в голове Щукина, но казались невозможными и в то же время многое объясняли. Это фантастика… одновременно не верилось. Вот тебе и случай подоспел, как раз вовремя!

– Я уже налил, – позвал его Натан Ефимович со своего места у стола. – Идите же…

Архип Лукич вернулся на место, перешагивая горы бумаг… сел… механически взял стаканчик… так же механически выпил… Еще немного подумал и схватил одну из папок, которые поспешил вернуть архивариусу. Он лихорадочно переворачивал листы, бубня:

– Где же… я видел… где-то был…

– Что вы ищете? – озадачился странным поведением Щукина архивариус.

– Акт вскрытия… он был здесь… Вернее, их два… Не помню, куда я сунул…

– В другое место сунули? – осведомился Натан Ефимович.

– Нет, конечно… В папку и положил. Кажется.

– Значит, там и есть. Дайте-ка сюда, а то вы излишне нервничаете. – Архивариус взял папку, опустил со лба очки на нос, открыл. – Друг мой, вот же он. В самом начале.

Архип Лукич повел себя неучтиво, потому что тут же выхватил листы.

– Так, это один. А второй… Я еще подумал, что два акта вскрытия одного и того же трупа читать необязательно… а потом в конце увидел заключение… что смерть наступила в результате несчастного случая… но мне в голову не пришло…

– Он подколот к акту Хижняка. Сзади. Я всегда так делал, когда попадались два трупа в один день, чтобы не потерять. А что там?

Архип Лукич прочитал второй акт и поднял сияющие глаза на архивариуса:

– Я подержу еще немного ваши папки.

Он думал всю ночь. Черт возьми, после обещания не курить курил, как паровоз. Курил, пил кофе, ходил по комнате или стоял на балконе, вслушиваясь в безмолвие ночи. Он взвешивал, боясь допустить еще одну ошибку, потом снова и снова сопоставлял факты и приходил к выводу, что его подозрения невероятны, но тем не менее верны. Огромное возбуждение, которое охватило Архипа Лукича, не сравнить было ни с чем. Давненько он так не ликовал! В то же время он уговаривал себя не торопиться, а отсортировать доказательства, чтобы завтра… нет, уже сегодня… не дать маху. Да, действовать надо обдуманно, главное – не давать возможности опомниться.

Но встал вопрос, как поступить в данном случае, ведь все, кто попал в водоворот этого дела, имеют право знать правду. Это было бы правильно. Но с другой стороны… он жалел тех же людей, ставших нечаянными участниками недоразумения. Именно недоразумения, потому что изначально все началось с вины в общем-то невиновного человека, попавшего в безвыходные обстоятельства. Нет, не надо киношных разоблачений.