– Совет, да любовь вам, молодые! В ближайшее время обвенчаем вас. Верно, Илларион? – Хворостинин повернулся к стоящему рядом священнику.

– Как пройдет сорок дней со дня битвы и упокоятся души убиенных воинов, так и проведем обряд венчания, – ответил тот.

– Да, через сорок дней, – подтвердил воевода. – Венчаться будем вместе, Анастасия. Я тоже женюсь. Влюбился в одну чудесную женщину. Поехали в лагерь я вас познакомлю со своей избранницей.

Хворостинин дорогой рассказал о Евфросинией и о том, что они ждут ребенка.

Приехав в гуляй-город, все близкие Дмитрию Ивановичу люди собрались в шатре, который продолжал оставаться единственным укромным местом в лагере. Тут все перезнакомились и провели несколько часов за разговорами, а потом устроили нехитрую трапезу у разведенного в лагере костра.

Ночевали на телегах, на охапках свежего сена, которое Петр привез из соседней деревни, от того самого старого деда.

На следующий день продолжилось отпевание павших русских воинов на монастырском кладбище. По возвращению после похорон в лагерь, практически на закате солнца, Хворостинин и Иллиодор увидели такую картину.

Пленные сложили три гигантских кучи из тел своих погибших соплеменников. В одной куче лежали турки, в другой – татары, в третьей ногаи, поскольку каждый из этих этносов имел свои особенности в поклонении Аллаху.

Кучи трупов располагались в форме квадрата без одной, обращенной к востоку стороны. Посреди этого мистического квадрата, обратившись лицом к, возведенному по преданию ангелами, храму Каабы, на специальном коврике стоял турецкий имам и совершал намаз. Он омывал лицо руками, кланялся до земли, становился на колени, вновь поднимался, кланялся в пояс, дотрагиваясь руками до колен, потом повторял в определенном порядке все эти ритуальные действия и произносил при этом слова молитвы на арабском.

Это был баб Ширази. Он уже восемь часов молился Аллаху – просил Его простить грехи павшим воинам и принять их души в мусульманский рай – Джаннат. Из уст баба сейчас звучали слова пророка Мухаммеда: «Все мы во власти Аллаха, и все вернемся к Нему в свой час. И с нас довольно этого, если мы уповаем лишь на Него».

Однако Аллах не посылал Ширази вести о том, что его молитва услышана. Выходило, что сто тысяч мусульман, которые лежали кучами вокруг него, погибли зря и не найдут успокоения на небе.

Увидев подъехавших русского воеводу со священником, баб Ширази понял, что время молитв закончилось. Он сошел с коврика и сказал стоявшим в отдалении пленным соплеменникам:

– Предавайте земле павших.

Те стали нагружать руками суглинистую подмосковную землю в свои халаты и забрасывать ею сложенные в кучи тела. За ночь было насыпано три гигантских кургана равных по размеру холму, на котором стоял гуляй-город.

Баб Ширази дождался, когда последний мусульманин будет засыпан землей, а потом попросил стражу разрешения поговорить с русским священником.

О чем шел разговор с духовным лидером бекташей Иллиодор никому потом не рассказывал, но он попросил Хворостинина отпустить турка в Истамбул, объяснив, что это пойдет русским на пользу.

Воевода велел выделить бабу повозку, загрузить в нее продовольствие, воду, священные мусульманские книги и проводить до переправы через Оку. Вести повозку вызвался захваченный в турецком лагере кипрский грек.

Баб вез с собой главе всех мусульман Османской империи шейху-уль-ислам свое письменное послание – фетву. Смысл послания заключался в том, что последователи ислама не должны больше стремиться захватить земли русских, поскольку их защищают на небе посланник Всевышнего Иса и его мать Марьям.

Повлияла ли фетва баба Ширази на исламскую умму или нет – неизвестно, но следующих сто лет турки войска на территорию Московской Руси не отправляли.

Через неделю после сражения Хворостинина вызвали на совещание к Воротынскому в лагерь под Серпухов. На этом совещании воевода Большого полка объявил остальным воеводам решение царя о том, что им надо становиться на те места сторожевой линии, на которых они находились перед началом военной кампании.

Воевод-победителей в Москву на торжества по поводу победы над врагом не пригласили. Царь не захотел, чтобы они оттягивали на себя внимание народа от его фигуры.

Воротынский обиделся на Ивана Васильевича за невнимание к одержанной его войском знаменательной победе. На военном совете главнокомандующий пару раз нелестно отозвался о таком поведении царя. Многие воеводы поддержали его в своих речах.

Поливанов донес грамоткой без подписи о неосторожных словах Воротынского и его воевод Малюте Скуратову. От себя Поливанов добавил, что воевода Большого полка специально назначил командиром отряда опричников труса Михаила Черного и по его вине почти все верные царские слуги – опричники погибли в неравном бою с тяжелой татарской конницей. И это при том, что была царская команда для безопасности распределить опричников по разным полкам.

Скуратов не преминул сразу же передать содержание доноса Поливанова Ивану Васильевичу.

Хворостинин властных амбиций не имел и разговоры воевод о том, что их ратный труд царь не оценили по достоинству, не поддержал. Для него было достаточно того, что он защитил русский народ от вражеского нашествия. Все окружающие его люди знали о той роли, которую он сыграл в прошедшей битве, и этого было ему достаточно. Главное же было то, что он просил Господа Бога помочь ему победить врага и тот услышал его молитвы, послал ему в помощь Иллиодора, Степана, Гордея, Евфросинью с Авдотьей и Ариной, Анастасию с Данилой и еще тысячи других достойных людей.

После совещания у Воротынского князь Хованский повел большую часть Передового полка на старые позиции под Калугу, а Дмитрий Иванович остался решать неотложные хозяйственные вопросы в лагере под Молодями.

Надо было составить списки на государственные раздачи земли для вдов дворян и детей боярских, пенсий для вдов стрельцов, подать представления в Поместный приказ о наделении отличившихся воинов земельными владениями. Требовалось составить списки с рекомендациями людей в состав царских дворных людей.

Через неделю после того, как Федор Конь увез хоронить в Свято-Троицкий монастырь тело Огнева, он вернула обратно в лагерь, да не один. Игумен Дормидонд прислал с ним двенадцать телег забрать в монастырскую больницу на излечение раненных в битве воинов. Хворостинин настоятеля монастыря об этом не просил – это была его собственная инициатива.

Монахи брали на себя также заботу о тех, кто стал после битвы инвалидом. Таких было немного, поскольку лечить тяжелые раны и ампутировать поврежденные руки или ноги даже такие умелые знахарки, как Поляковы в те времена не умели. Иностранные же доктора были в стране все наперечет и до простых ратников у них руки не доходили. Тяжелораненые ратники обычно не выживали.

Арина Полякова сказала, что поедет с раненными воинами и будет за ними ухаживать в больнице при Свято-Троицком монастыре. Она поехала вместе с Петром, которого Гордей тоже отправил в монастырь, поскольку два раненных воина никак не умещались на присланном к ним из монастыря транспорте. В телеге у Петра, рядом с ранеными воинами лежал небольшой медный колокол и икона, которую Иллиодор взял из рук погибшего отца Кирилла. Преображенские мужики уже собрались отстраивать у себя в селе сожжённую ногаями церковь.