могут развиваться совершенно отдельными путями. Они отражают ограничения учета, которые гарантируют, что расходы на потребление, инвестиции, экспорт и государственные расходы должны складываться в общий национальный доход и объем производства. Система национальных счетов, которая была разработана и принята во всем мире с 1930-х по 1950-е годы, до сих пор является незаменимой основой для организации и понимания экономических данных. Но модель Кембриджского проекта роста не могла объяснить изменения в заработной плате и ценах, а также краткосрочные изменения в уровне общего объема производства. Все это зависело от ожиданий относительно будущей инфляции и роста.

Если бы Кейнс был жив, он мог бы сказать своим коллегам из Кембриджа, что радикальная неопределенность имеет фундаментальное значение для понимания экономики, и что ожидания относительно неопределенного будущего нелегко смоделировать с помощью компьютера. В 1939 году Кейнс опубликовал обзор новаторского статистического исследования голландца Яна Тинбергена. Это исследование стало одной из основ новой дисциплины - эконометрики. Основная критика Кейнсом нового подхода заключалась в том, что он предполагал стационарность отношений: "Наиболее важным условием является то, что среда во всех соответствующих отношениях, за исключением колебаний тех факторов, которые мы особенно учитываем, должна быть однородной и однородной в течение определенного периода времени". Кейнс сказал о Тинбергене: "Самое плохое в нем то, что он гораздо больше заинтересован в том, чтобы взяться за работу, чем в том, чтобы потратить время на решение вопроса о том, стоит ли браться за эту работу". Кейнс прозорливо предвидел искушения, перед которыми не устоят последующие поколения.

 

Революция рациональных ожиданий

Строители моста обоснованно полагали, что ветровые условия на восточном побережье Шотландии или в Такома-Нарроуз не будут сильно отличаться по завершении строительства от тех, на которых основывались планы. Но если бы ветер реагировал на результаты моделирования, такое предположение не могло бы быть сделано. А экономика действительно реагировала на прогнозы и симуляции. Необходимо было придать ожиданиям большую роль в экономических моделях. Стремление к достижению этой цели возглавил Лукас, также работающий сейчас в Чикаго, чья "критика Лукаса" 1976 года стала смертельным ударом для эконометрических макроэкономических моделей предыдущего десятилетия. Если политика влияет на ожидания, то разработчики политики не могут полагаться на стационарность базовых экономических процессов. Аналогия с физическими взаимосвязями, такими как воздействие ветра на конструкции, не выдерживает критики.

Очевидным способом реагирования на предшествующее пренебрежение ожиданиями было бы проведение эмпирической работы по изучению убеждений о будущем, которых придерживаются потребители и те, кто занимается бизнесом и финансами, и процессов, посредством которых они создают и изменяют такие убеждения. Но таких исследований было проведено мало. Вместо этого новые макроэкономические теоретики придерживались другого подхода; чикагский экономист Рональд Коуз приписал сатирическое описание этого подхода английскому экономисту Эли Девонсу: "Если бы экономисты хотели изучать лошадь, они бы не пошли смотреть на лошадей. Они бы сидели в своих кабинетах и говорили себе: "Что бы я делал, если бы был лошадью?"".

Эти теоретики - центром их мышления был и остается Чикаго - следовали доминирующей парадигме универсальной применимости субъективной вероятности. Предположения об ожиданиях были дедукцией поведения, основанной на аксиоматической рациональности. Возникшая в результате теория "рациональных ожиданий" требует, чтобы ожидания всех агентов - фирм, домохозяйств и правительств - согласовывались не только друг с другом, но и с моделью, которая призвана их описать. Этот подход предполагает не только существование истинной модели "мира, как он есть на самом деле", не только то, что экономисты знают, что это за модель, не только то, что все - от титанов Уолл-стрит до самых скромных крестьян - знают, что это за модель, но и то, что все они формируют последовательные ожидания на основе этих знаний и действуют в соответствии с этими ожиданиями. По словам Томаса Сарджента, чей текст 1979 года буквально "написал книгу" о новом мышлении, "существует коммунизм моделей. Все агенты внутри модели, эконометрист и Бог используют одну и ту же модель".

Модели, основанные на предположении о рациональных ожиданиях, могут помочь пролить свет на некоторые важные вопросы - объяснить, почему, например, попытки правительств снизить безработицу до неустойчиво низкого уровня приведут не к росту производства, а к ускорению инфляции, поскольку ожидания в отношении заработной платы и цен растут. Как и в других областях, такие модели "маленького мира" могут быть полезными притчами. Но они не описывают мир как он есть, и не могут помочь нам понять депрессии и финансовые кризисы. Поэтому мы считаем, что экономисты должны идти и смотреть на лошадей - наблюдать за тем, как формируются ожидания и как эти ожидания влияют на поведение. И хотя критики 1970-х годов были правы, направляя больше внимания на то, как индивидуальный выбор влияет на совокупные результаты, "секрет нашего успеха" как людей заключается в том, что мы пользуемся преимуществами как индивидуального, так и коллективного интеллекта. Люди - социальные животные, и в поведении группы есть нечто большее, чем совокупность независимых индивидуальных решений. Ожидания необходимо изучать как на индивидуальном, так и на совокупном уровне.

 

Полнота и большой аукцион

Начиная с восемнадцатого века, когда Адам Фергюсон описал "спонтанный порядок", а Адам Смит якобы восхвалял "невидимую руку", идея о том, что децентрализованные рынки могут распределять ресурсы более эффективно, чем централизованное планирование, стала темой экономического анализа. В девятнадцатом веке Леон Вальрас, французский экономист, работавший в Лозаннском университете, попытался выразить в системе уравнений идею о том, что несогласованные решения миллионов людей могут привести к совокупным результатам, которые не только согласованы, но и эффективны.

Но вальрасианский анализ получил свое воплощение только тогда, когда, как описано в главе 14 , Кеннет Эрроу и Жерар Дебреу применили к экономике новые и мощные математические инструменты. Для некоторых приверженцев laissez faire это был анализ, которого они так долго ждали - строгая математическая демонстрация максимы о том, что "вы не можете противостоять рынку". Опираясь на Вальраса, Эрроу и Дебреу представили "большой аукцион", на который потребители приносят свои кривые спроса, рабочие и владельцы ресурсов - свои кривые предложения, а производители - свои технические возможности. На этом "большом аукционе" ценовой механизм обеспечивает равновесие, которое примиряет все эти спросы и предложения и в котором никто не может стать лучше, не сделав хуже другому - все возможные взаимовыгодные сделки были реализованы.

Но в радикально неопределенном мире рынки обязательно будут неполными. Например, не существует рынка нефти с поставкой в 2075 году, потому что существует так много неопределенностей, что никто не хочет торговать. Даже если авиакомпании хотели