потребовала – удовлетворилась кратким «нормально» и нырнула обратно в кокон из пледа на диване.

А я, борясь с щекоткой в носу, на цыпочках подкралась к кровати. Спину до сих пор морозило от прикосновений таинственной женщины, пахнущей покойниками и смертью.

В том, что она была Инквизитором, сомнений не возникало. Она сама призналась, извинилась за убийство Марины…

Я опустилась на кровать, чувствуя, как из живота поднимается сожаление на грани с печалью. Мне было жаль эту веселую энергичную учительницу. Не сказать, что я восторгалась ею или любила ее, как, уверена, любили некоторые, но она была приятна и симпатична. Мы не сблизились – не успели, – но я ощущала исходящее от нее тепло. Марина была хорошим, добрым человеком, и меня тянуло рыдать при мысли, что больше никто не увидит ее светлой улыбки.

Впрочем, именно это я и делала – рыдала.

В одну секунду что-то внутри оборвалось, и из горла вылетел полухрип-полустон.

Ледяные прикосновения пробирали до костей; я скинула пиджак с рубашкой и завернулась в одеяло. Оно не могло спасти меня, оградить, но я, как ребенок, уповала на его силу и собственную неприкосновенность, пока оно не сползет с моих плеч.

В воображении встали фотографии мест преступлений. Зола, скелеты, жуткие метки, белеющие зубы, скрюченные пальцы. Грязь. Смерть. И снова грязь.

Не удержав себя в руках, я схватила подушку и запустила ее в проклятую надпись. Та колыхнулась, обиженно и оскорбленно, но тут же утихла. От нее по-прежнему исходили ровные волны заботы, словно передо мной сидела мама и гладила по щекам. От этого становилось только хуже. Хотелось смахнуть с себя это издевательство, редкостно изощренное, спрятаться за каменными стенами, в неприступном замке на краю утеса.

Я завалилась на бок и зажмурилась, не желая ничего видеть.

А спустя несколько минут заснула, надеясь, что завтра сумею проснуться, и думая, что лучше бы нам остаться в столице.

* * *

Наутро я подняла веки; я, не Варвара в моем теле. Я было обрадовалась, но в памяти всплыли события вчерашнего дня.

Преодолевая головную боль, молотом стучащую по затылку, я доковыляла до окна, выглянула наружу и почти сразу отпрянула в удивлении: только вчера весна пробивалась сквозь покров зимы – разбухали почки на крючковатых деревьях, тянулась кверху нежно-зеленая слабая трава, – а теперь предвестья пробуждения сошли на нет. По щеке хлестнули мелкие льдинки, смешавшиеся со снегом, вьюга взметнула волосы; белая пелена застлала обзор, так что было не разглядеть даже огромной многоэтажки напротив.

Я поспешно поставила оконную ручку в вертикальное положение, дернула ее, чтобы убедиться в полной изоляции от улицы, и вновь упала в постель.

Будильник еще не подал голос; часы показывали половину седьмого. В ванной журчала вода.

Меня бил озноб, по вискам тек пот, в горле першило – все симптомы простуды. Вкупе с нервным напряжением и страхом – то еще удовольствие.

Градусник лежал на тумбочке. Результат он выдал неутешительный: тридцать семь и восемь. Впрочем, я сделала вывод, что не так уж это и плохо: болею – не пойду в школу, в которой наверняка творится сущий хаос. Марину любили; но если бы и не любили, это все равно стало бы сенсацией. Не стоило сомневаться, в каждом углу обсуждали зверское убийство, а учеников максимально ограничили в действиях, чтобы не попались в лапы Инквизитора, неуловимого и вечно ускользающего от правосудия.

Я бы отдала все, лишь бы избежать этих разговоров. Ее лицо мне никогда не забыть.

«Ты такая неуравновешенная, – фыркнула Варвара, впервые за столько часов, устало и едва не безразлично. – Такая мелочь, а ты в истерике».

«Во-первых, я не в истерике, – возразила я. – Во-вторых, откуда ты знаешь? Тебя не было».

«Если ты меня не слышишь, это не значит, что меня нет. Боги, ты даже не въезжаешь в то, как выставляешь свои блоки, и сваливаешь все на меня. Разберись, при каких обстоятельствах они возникают, раз уж не контролируешь их… Тебя не было… Это ты мне пути перегородила. Чтобы разбить их, у меня ушла вся ночь. И вот ты заболела, казалось бы, какой шанс, ведь при болезни сознание и тело всегда ослаблены, и отвоевать их проще, но нет, я выдохлась. Безумие!»

«Хватит возмущаться. Мешаешь».

Я отмахнулась от нее, как от назойливой мухи, и притворилась, что не слышу ее гневных восклицаний. Почти получилось – они отдалились.

Как и ожидалось, мама сидела на коленях, поставив маленькое зеркало на бортик ванны, и усердно раскрашивала лицо. Судя по всему, она увидела меня в отражении, так как тут же сказала:

– Доброе утро! Как спалось?

– Плохо, – ответила я и показала ей градусник. – В школу не пойду.

– Хорошо, – тут же согласилась она. – Иди в комнату, я приготовлю тебе горячий чай с лимоном.

– Я сама за ним приду. Позови.

– Как хочешь. Давай-давай. Мне еще второй глаз нужно ровно сделать и помаду подобрать. Минут через двадцать крикну, твоему брату все равно вставать.

Кивнув, я зашаркала обратно к себе. Сил нормально поднимать ноги не было; будто какой-то паразит присосался к лопаткам и остервенело выкачивал энергию. Неудивительно, учитывая, что я столкнулась с трупом своей учительницы, перебросилась парой слов со знаменитым городским убийцей и была приглашена в его уголок. Да как изящно – адреса я тебе не скажу, тебя птичка проводит.

Отчаянно кутаясь в одеяло, я забилась в угол постели, свернулась калачиком и закрыла глаза, опустив голову на плечо.

Мысли разбегались в стороны, как испуганные кролики, и ни одну из них не удавалось ухватить за хвост. Углы надписи словно приподнялись в насмешке.

«Весь день так проваляешься?» – хмыкнула Варвара.

«К чему ты клонишь?» – вяло поинтересовалась я.

«Инквизиторша позвала тебя к себе, и ты должна принять ее приглашение».

При звуке проклятого прозвища ноги свело судорогой, вновь резанули сознание оскаленные белоснежные зубы в обрамлении черной плоти.

«Она убьет меня».

«Брось, если бы она этого хотела, давно бы провернула. Она пробралась в твою комнату и выцарапала надпись на стене, а ты и бровью не повела. С таким же успехом она могла коготками перерезать тебе глотку. Так что тебе нечего бояться».

«Вы знакомы, не так ли? Ты бы не посылала меня к ней, зная, что она может отправить меня на тот свет, ведь мое тело приятнее в живом виде. У вас сговор?»

«О, будь у нас сговор, я была бы счастлива. Но увы, нет. Я лишь предполагаю, что она расскажет много любопытного. Если сделаешь правильный выбор, возможно, я изменю планы и дарую