Помимо мхатмианских нарядов и обрядово-пыточных прибамбасов, в личном музее доктора Ковальской можно было полюбоваться на обширное собрание верийского, аккалабатского, делихонского (далее — по списку) холодного оружия, жутковатые предметы культа богини Анко с Ситии и Сколопакса, образцы печатных изданий, манускриптов, надписей и изображений, выполненных в самых невероятных техниках на самых непредсказуемых носителях…

В музей водили студентов, но не только их: Лисс умела отбирать культурные (во всех смыслах этого слова) ценности и показывать их так, что артефакты давно ушедших эпох и далеких миров оживали в стеклянных витринах. И казалось, что глиняную кружку с вычурной ручкой только вчера поставил на стол племенной вождь на Руганде, засушенная цикония благоухала в волосах аккалабатской деле, помятый жестяной медальон еще хранит тепло груди того несчастного, с которого сорвали его безжалостные жрецы Сколопакса, а набор сережек и колокольчиков для языка вырывали друг у друга из рук первые модницы Хортуланы. В общем, в музее было на что посмотреть.

Там-то Тон и сидел. Просиживал, по наблюдениям зоркой Кателлы, все свободное время. На полу в зале сектора — «Дилайна — Аккалабат — Локсия». Молча, в полнейшей тьме, поскольку шторы были всегда задернуты, а свет включали только при посетителях — берегли яркие краски дилайнских рукописей.

Айрас и Кателла недоумевали и просили разъяснить, как поступить в такой ситуации. Айрас отвечал в колледже за административно-хозяйственные вопросы и безопасность, Кателла — за учебную и внеучебную деятельность. Их желание знать, что делать, было вполне резонным. Лисс велела не делать ничего. Сказала, что сама разберется.

* * *

Щелчок выключателя.

— Сидишь?

— Угу. Нижняя книга в левой витрине — подделка. За сколько тебе ее продали?

— Уже не помню. Брала на Делихоне, в сомнительной антикварной лавке. Но очень хотелось. Миниатюры завораживающие, шрифты — полное безумство линий. Многое можно простить за такую красоту. Но не все.

— Да, пожалуйста. Не прощай. Все равно подделка. У нас таких не было.

— Ты откуда знаешь? Ты из благородных?

— Есть немного, — усмехается Тон. — И давай сразу выясним: демонический конформ у меня тоже есть. Был.

— Омерзительный?

— Ослепительный. Хьелль и Сид, известные тебе, боялись его панически и улепетывали со всех ног.

— Ты с ними там часто пересекался?

— Они были проклятием моего детства. Или я — ихнего. — Антон подпирает голову рукой, причмокивает губами. — До сих пор не могу забыть, как мы топили в пруду Сидову лошадь. Игрушечную, естественно. Он верещал, как ненормальный, но забрать ее у Хьелля не решался. Растяпа.

Лисс перестает дышать. Она как вживую видит перед собой выжженную поляну на Локсии и слышит голос Хьелля: «Мы… с наследным принцем Дилайны… лошадку… в пруду».

Общение с дарами Аккалабата кое-чему ее научило, поэтому она вместо того, чтобы упасть в обморок или вызвать охрану, машет Антону: «Пойдем» — и отпирает, чудом не запутываясь во впечатляющей последовательности ключей и шифров, небольшую сейфовую дверь в углу зала. Инстинктивно она старается не поворачиваться к Тону спиной, и он, чувствуя ее напряжение, поглядывает вопросительно.

— Тон, это мой запасник. Предметы, которые сейчас не выставлены — ждут своей очереди — или никогда не будут выставлены по той или иной причине. Достань, пожалуйста, из-за стеллажа там в углу большую бежевую коробку.

Тон наклоняется за стеллаж, тащит за борт коробку. Лисс присаживается на нижнюю полку, отодвинув в сторону какие-то жутковатого вида амулеты со Сколопакса.

— Открой и посмотри. Все, что является твоей собственностью, можешь забрать.

— Вот как? — Тон приподнимает крышку, заглядывает внутрь. О существовании Лисс он забывает в одно мгновение. Зато она за ним весьма пристально наблюдает. Лисс никогда не видела, чтобы бывший спецназовец делал что-то так медленно, как в полусне. Лишь небольшая часть артефактов отбрасывается сразу, большая — удостаивается подробнейшего изучения.

Спустя полчаса все содержимое коробки рассортировано в три неравномерные кучки. В одной — две шикарно разодетые куклы, неплохо сохранившиеся, шкатулка с набором для вышивания, пара замшевых дамских перчаток и потрепанное седло, вторую составляют разнообразные предметы домашнего обихода, третью в гордом одиночестве образует обугленный глиняный зверь непонятной породы, внутри которого что-то позвякивает.

— Ты будешь смеяться, — неожиданно говорит Антон, предваряя вопросы Лисс, — но, похоже, я несказанно разбогател. Это моя копилка. И в ней даже что-то есть.

Это свинья-копилка, господи! Точнее, не свинья, а явно какой-то демонический конформ, но функционально — это свинья-копилка… Она кажется нелепо-детской в больших руках Тона, и по тому, как задумчиво он ее поглаживает, видно, что он рад встрече.

— Ее как-то звали… Как же ее звали? — Тон морщит лоб. — Нет, не помню. У нас со старшими сестрами был такой обычай — не только у нас с сестрами, конечно, но вообще на Дилайне — дарить на день рождения друг другу копилки в виде своего демонического конформа. Были специальные ателье, где их заказывали. Я сейчас вспомнил. У кого-то из девочек был такой конформ… да… только хвост откололся, вот видишь?

Он протягивает ей копилку, для того чтобы Лисс разделила его радость. Она машинально берет глиняную зверюку, рассматривает… но в голове бьется только одна мысль: девочка, подарившая ее когда-то младшему брату, погибла спустя год или два под ситийскими бомбами. То, что она держит в руках, уже больше не похоже на свинью-копилку, Лисс кажется, что перед ней обгоревшая и пожухлая от времени фотография человека давно ушедшего, которую она рассматривает вместе с тем, кому он был дорог. Лисс неловко всовывает копилку обратно в руки Антону:

— Можешь взять.

— Правда?

От ошалелого счастья в его глазах Лисс хочется плакать. Вместо этого она говорит хрипло и отрывисто:

— Бери-бери. Что-то еще?

Антон задумчиво осматривает ту кучу вещей, где седло.

— Мамины перчатки — я не помню, но вензель… Чья шкатулка — понятия не имею, но опять же — смотри, — он указывает на знак, состоящий из четырех скрещенных полосок. — Это называется кринт — королевская печать Дилайны. Тоже мое наследство. Равно как и седло от пони. Это уже непосредственно — мое седло от моего пони. Видишь — мальчиковое? Девчачьи — с вырезом здесь и поуже. И опять — кринт. Пони, я помню, у меня было даже несколько. Но все равно Сидова плюшевая лошадка раздражала… Немедленно скажи мне, что я порю чушь.

— Да нет, не скажу, — медленно произносит Лисс, глядя куда-то в сторону. — Ваше Величество.

— Ты могла бы прямо спросить, — Антон присаживается перед ней на корточки, в руках у него по-прежнему седло от пони. — Необязательно было устраивать этот перебор театрального реквизита.