— Покушение, которое вовсе мне не навредило.

Энеас нахмурился.

— Вы говорите так, будто хотели бы, чтобы оно удалось.

Бриони покачала головой, хотя даже такие незначительные движения давались ей с большим трудом.

— Конечно же, я не хотела бы этого, принц Энеас. Но я чувствую себя ужасно оттого, что другие страдают из-за меня.

— Вы достойная восхищения женщина, Бриони Эддон. Я обещаю вам, что сделаю всё, что в моих силах, чтобы обеспечить вашу безопасность. Я пошлю к вам ещё нескольких своих солдат. Более верных людей не найти во всём Сиане.

— Я не сомневаюсь в этом, ваше высочество, — вздохнула Бриони. — Но и самые лучшие воины — плохая защита от яда.

Кажется, принц был угнетён происшествием больше самой девушки.

— И всё-таки мы должны что-нибудь предпринять. Это возмутительное нарушение закона, принцесса, — смертельное оскорбление имени и трону моего отца. Здесь, в нашем собственном дворце!

Он развернулся, останавливая Бриони посреди дорожки, и взял её правую ладонь в свои.

— И особенно это расстраивает меня, Бриони Эддон, потому что я так глубоко уважаю и ценю вас. Нет ничего, что я не сделал бы для вас.

Бриони моргнула. Руки принца были тёплыми. Он снял перчатки.

— Вы ведь на самом деле не удивлены? — обеспокоенно спросил принц. — Неужели я оказался так глуп, что ужасно ошибся, предположив, что вы тоже, возможно, питаете ко мне какие-то чувства?

Бриони на миг задержала дыхание. Ради наступления этой минуты она трудилась долгие недели, но теперь пришла в смятение. Энеас и вправду был добр, умён и заслуживал всяческого уважения. Все знали и как он храбр.

И теперь принцесса смотрела на молодого человека, на его волевое с гармоничными чертами лицо — и сознавала, что хотя он и не обладал божественной красотой, любая женщина с радостью вышла бы за него, даже не будь он принцем и наследником могущества Сиана. Но он им был. И Бриони отчаянно нуждалась в его положении и власти для спасения своего народа и трона своей семьи. Так почему же она внезапно смешалась и лишилась дара речи?

— Я поразил вас до онемения, принцесса. А ведь вы не из тех женщин, что смолкают в присутствии мужчин. Боюсь, я обидел вас чем-нибудь.

— Нет. Нет, ваше королевское высочество, принц Энеас, вы оказали мне великую честь, — на миг обман и подлинные чувства переплелись в ней так тесно, что Бриони и сама не могла бы сказать, где правда, а где ложь. — Я о вас самого лучшего мнения. И считаю вас наиболее выдающимся человеком во всём этом огромном королевстве…

Он мягко отпустил её руку и отбросил назад со лба свои тёмные волосы, стараясь скрыть грусть за этим жестом.

— "Но…", собираетесь вы сказать. Но есть кое-кто, кому уже отдано ваше сердце — может быть, даже, ваше обещание скреплено клятвой в храме.

— Нет! — но отчасти принц угадал: она была кое к кому неравнодушна — какими бы путаными, неуместными и даже нелепыми ни казались подчас эти чувства. Но тот человек не мог спасти её королевство. А Энеас мог — если такое вообще было в силах человеческих. — Нет, дело не в этом. Просто… я не могу позволить себе полюбить кого бы то ни было, даже такого человека, как вы, хоть вы и являете собой воплощённую мечту всякой разумной женщины. Я не могу.

Она попыталась отстраниться, но принц сей же час поймал её за руку, как ветер подхватывает лист.

— Но почему? — Энеас не отпускал. Он был силён. Этот молодой мужчина мог быть достаточно властным — девушка это чувствовала, — чтобы управлять кем угодно, особенно женщиной, которая охотно позволит собой управлять. — Почему вы не желаете внять зову своего сердца?

Да, именно такого случая она добивалась — почти предвкушала его, как охотник ждёт минуты, когда олень застынет на склоне холма, беззащитный и не чующий опасности, подставив грудь под смертельный удар. Но теперь, когда долгожданный момент настал, Бриони вдруг ощутила неловкость. Как могла она решиться использовать этого доброго, великодушного человека в своих целях, даже ради спасения трона? Как могла она притворяться, что любит его, только чтобы заручиться его помощью и поддержкой?

И даже хуже того — а что, если она не притворяется?

— Я… я должна подумать, — пробормотала Бриони. — Это так неожиданно. При дворе вашего отца я надеялась найти союзников для борьбы с врагами моей семьи — узурпаторами Толли. Но не ожидала найти здесь… того, к кому устремилась бы душой. Я должна подумать.

Она бросила взгляд вдаль, за выровненные дорожки и клумбы парка. Вдалеке человеческие фигурки исполняли роли в собственных представлениях — на расстоянии слишком большом, чтобы быть узнанными, — и все эти люди, включая её саму, были так же несвободны в своих действиях, как персонажи, взятые из воздуха Невином Хьюни или Финном Теодоросом, перенесённые на бумагу и представленные на сцене за ужин и ночлег. Как могло для неё всё обернуться так странно? Играет ли она — или её разыгрывают?

— Конечно, — произнёс наконец Энеас. Принц не смог скрыть, как тяжело ему даются слова. — Конечно, я дам вам время, моя леди. Вы должны быть честны с собой.

Этой ночью она должна была уснуть мёртвым сном, но вместо этого ворочалась и металась в новой череде кошмаров, где обрушивались туннели и под пальцами всегда была грязь. На этот раз никакая серебристая тень не явилась, чтобы вести её, и чем дольше длился сон, тем глубже она погружалась в удушливую тьму, пока наконец не оказалась у края столь ужасающей бездны, что догадалась: каким-то образом она прокопала всю землю насквозь, а то, что лежит за пределами крохотного клочка земли, на котором она стоит, — пустая чернота неба без звёзд, тьма, в которой сделай один неверный шаг — и будешь лететь, кувыркаясь, целую вечность.

И там, в центре этой непроглядной инаковости, она нашла своего брата.

Он был бледен и без сознания, как и раньше, и лежал перед ней вытянувшись, как лежал Кендрик, когда слуги готовили его к похоронам, — но Баррик не был мёртв. Она не знала, откуда ей это известно, но знала точно.

Три существа, склонившиеся над ним, не были ни слугами, ни священниками, свершающими похоронный обряд, но созданиями совершенно иными — тёмные безглазые тени, они пели над ним песни без слов, водя над телом руками. Затем одно из них поднесло увечную руку Баррика к пустоте на месте своего лица, и её брат начал таять.

"Слёзы", — прошептала одна из фигур, и эхо слов поглотила окружавшая их сырая тёмная земля.

"Слюна", — прошипела вторая.

"Кровь", — прошелестела третья.

Она пыталась позвать брата, разбудить его, рассказать о том, что делали с ним эти ужасные призраки, но не могла. Она чувствовала, как изменения охватывают Баррика, словно пламя — как дорожки огня тянутся от его предплечья к голове и сердцу, — и от этого по её телу тоже расползается жгучая мучительная боль. Девушка попыталась рвануться к брату, но её словно удержала невидимая рука.