Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сколько осталось госпоже Септимус? Я больше не могу определить.
– Считаные дни. Недели, если нам повезет, – грустно сказал Паламед.
Дульсинея то ли икнула, то ли хихикнула, то ли вздохнула.
– Если мы откроем окна и дадим доступ свежему воздуху. Система регенерации кислорода на Родосе отняла у нее лет десять. Она держится на грани, не съезжая ни на одну сторону – у нее выносливость парового двигателя. Все, что мы можем, – обеспечить ей комфорт и посмотреть, не вытянет ли она.
– Отмена чар на теле рыцаря должна была ее убить, – медленно сказала Харроу, – стать невероятным шоком для всей системы.
– Распределение заклинания между несколькими магами могло ослабить отдачу.
– Это даже близко не так работает, – сказала Ианта.
– О, а вот и главный эксперт, – встал Набериус.
– Бабс, – торопливо сказала сестра Ианты, – ты голодный. Пойдем поедим.
Гидеон увидела, что взгляд Харроу остановился на Ианте Тридентариус. Ианта не заметила или сделала вид. Ее глаза были такие же чистые, фиолетовые и спокойные, как всегда, а вот Харроу тряслась, как личинка рядом с мертвой уткой. Когда Третьи отбыли – так шумно, будто уходили из театра, а не из комнаты больной, – Харроу проследила за ними взглядом.
– Эй, Паламед, с ней должен кто-то остаться? – вслух спросила Гидеон.
– Я останусь, – сказал Учитель, не дожидаясь ответа Паламеда, – передвину сюда свою кровать. Одна она больше не останется никогда. Если мне придется покинуть мой пост, меня заменит один из жрецов. Это я могу сделать… я не боюсь, да и занятий получше у меня нет. А у вас, как я очень опасаюсь, есть.
Гидеон позволила себе прощальный взгляд на Дульсинею, которая гораздо сильнее походила на оживший труп, чем ее мертвый рыцарь: она лежала на постели, почти прозрачная, а на подбородке подсыхали кровавые следы. Гидеон хотела помочь, но краем глаза заметила, что Харроу уже вышла в коридор и смотрит вслед уходящим Третьим. Тогда Гидеон нашла в себе силы сказать:
– Тогда мы уходим. Дайте нам знать, если что-то изменится.
– За вами кто-нибудь придет, – вежливо ответил Учитель.
– Отлично. Паламед…
Он посмотрел ей в глаза. Сам он снял очки и теперь протирал их одним из бесчисленных платочков.
– Девятая, – сказал он, – если бы она была на что-то способна, ты не думаешь, что она уже стала бы ликтором? Если она действительно хочет посмотреть, как горит весь мир, не придется ли нам гореть?
– Прекрати ей льстить. Но спасибо, – сказала Гидеон и выбежала в коридор вслед за Харроу.
Некромантка стояла и смотрела вдаль, на исчезающие спины Третьих. Лоб она нахмурила так, что краска потрескалась. Гидеон собиралась… Она многое собиралась сделать, но Харроу не оставила ей шанса ни на одно из действий и не дала ответа ни на один вопрос. Она просто развернулась в вихре черных одежд и скомандовала:
– За мной.
Гидеон приготовилась к такому залпу мата, что Харроу бы снесло, но она вдруг добавила:
– Пожалуйста.
Эта просьба убедила Гидеон пойти следом молча. Она вообще-то ожидала, что Харроу начнет с «Что ты делала в моем шкафу?». На этом месте Гидеон собиралась трясти ее, пока зубы у нее во рту и в карманах не застучат. Харроу прыгала через ступеньку, ступеньки в ужасе кряхтели. Так они миновали длинную лестницу, ведущую в атриум. Оттуда спустились по одному коридору, по другому, налево – и вниз в тренировочный зал.
Харроу прошла мимо гобелена, за которым скрывались тайный коридор и заброшенная ликторская лаборатория, где умерла Жанмари, и открыла большую темную дверь, ведущую к бассейну. Там она кинула на пол две крупные костяшки, которые вытащила из кармана. Из каждой развернулся огромный скелет. Они встали перед дверью, сцепили локти и перекрыли вход. Харроу швырнула еще горсть костяных осколков, похожих на бледные зерна. Скелеты вставали, расправляя кости, как будто выскакивая из-под земли. Они образовали заслон по периметру комнаты, прижались позвонками к древним плиткам и замерли. Они стояли плечом к плечу, как охранники или подозрительные дуэньи.
Харроу повернулась к Гидеон. Глаза у нее были черные и непроницаемые, как гравитационный коллапс.
– Пришло время… – Она сделала глубокий вдох и расстегнула рясу. Черная ткань спала с худых плеч и свалилась кучей под ноги. – Все тебе рассказать.
– О, ну слава богу, – истерично заявила Гидеон, сильно смущенная – у нее внезапно резко подскочил пульс.
– Заткнись и лезь в бассейн.
Это было так неожиданно, что она не стала задавать вопросов, жаловаться или даже колебаться. Гидеон расстегнула рясу, сняла сапоги, отстегнула рапиру и пояс с кастетом. Харроу, кажется, собиралась войти в зеленоватую воду прямо в брюках и рубашке, поэтому Гидеон решила, что какого вообще хрена, и нырнула почти одетой. Прыгнула она смело. Вода плеснула вверх, залила каменные бортики бассейна, зашипела и запенилась. Сразу же пришло гадостное ощущение воды, заливающейся в трусы. Гидеон чуть не захлебнулась, дернула головой, выплюнула жидкость, теплую, как кровь.
Подумав секундочку, Харроу тоже залезла в бассейн – осторожно соскользнула у стеночки и вошла в воду, как черный нож. Она исчезла под водой, потом всплыла, хватая ртом воздух и колотя руками. Все впечатление от ее выпендрежного нырка смазалось.
Она повернулась к Гидеон и шлепала по воде, пока не сумела нащупать ногами дно.
– Мы здесь по делу?
Голоса гулко отдавались от стен.
– У Девятого дома есть секрет, Нав, – сказала Харроу. Она говорила спокойно, ровно и серьезно, как никогда раньше. – Его знает только моя семья. И даже мы его никогда не обсуждаем, если только – так решила моя мать – мы не находимся в соленой воде. Для этого у нас был церемониальный бассейн, спрятанный от остального Дома. Холодный и глубокий. Я ненавидела в нем торчать. Но моя мать мертва, и теперь я понимаю, что, если уж я собираюсь выдать главную сокровенную тайну своей семьи, я должна, по крайней мере, не нарушать ее правило.
Гидеон заморгала:
– Ты что, серьезно? Реально? Значит, пора?
– Пора, – согласилась Харрохак.
Гидеон провела руками по волосам. Струйки сбегали по шее, затекали за размокший воротник.
– Почему? – только и спросила она.
– Причины разнообразны, – пояснила некромантка. Краска в воде расплывалась, делая ее похожей на черно-белую размокшую картинку. – Я… собиралась рассказать тебе кое-что раньше. Отцензурированную версию. А потом ты заглянула в мой шкаф… если бы я озвучила свои подозрения относительно куклы Септимус в первый день, этого ничего не случилось бы.