Герои Монмартра и Монпарнаса были отчасти одни и те же, но эпохи менялись.

Художники и литераторы, что стали переезжать сюда с Монмартра или сразу же, приезжая в Париж, здесь селились, оказывались в тех странных кварталах столицы, которые воспринимаются (такие есть и сейчас) своего рода парижской провинцией.

На полпути между Монпарнасом и Сите-Фальгьер (так в честь известного скульптора назывались несколько построенных рядом мастерских, где работали небогатые художники) сохранился стиснутый зданиями старой детской больницы крошечный тупик Ронсен, где Бранкузи снимал мастерские сначала в доме 8, а с 1925-го – в доме 11, где проработал всю жизнь. А на тихой улице Шельшер, напротив восточной стены Монпарнасского кладбища, была в середине 1910-х мастерская Пикассо – та самая, куда пришел к нему впервые с визитом Матисс. В ожидании запаздывающего хозяина гость разглядывал негритянские статуэтки, нежно ощупывая их пальцами. Молоденькая служанка пожаловалась Пикассо на то, что «старый господин» «ласкает груди» его негритянок.

И в этой же мастерской Татлин, если верить его собственным рассказам, играл на бандуре, развлекая Пикассо и его гостей.

Можно было бы сказать, что бульвар Монпарнас – еще не вполне Монпарнас.

Есть на южной стороне бульвара неприметная улочка Кампань-Премьер, в которую воспоминания и все те же великие тени непременно приглашают войти еще и еще раз. Я помню наперечет ее дома и вывески, островки старины среди обычных безликих домов, звук собственных шагов по ее пустынным тротуарам и мысли, картинки, старые фотографии, которые, накладываясь на нынешние впечатления, возвращают сознанию былое.

Дом, что носил некогда номер три, к несчастью, снесен, на его месте безликое здание тридцатых годов. А ведь именно здесь в 1906 году открылась crèmerie, служившая по вечерам кабачком и харчевней под вывеской «У Розали». Я столько раз вглядывался в старые фотографии (к счастью, они отлично сохранились), что, «как ныне», вижу эти два окна с надписями на одном: «Crèmerie, café au lait, chocolat» («Молочная лавка, кофе с молоком, шоколад»)», на другом – «Ресторан», и узкую дверь меж ними, обрамленную, по обычаю тех времен, панелью темного дерева. У входа – на итальянский манер – стол с фруктами, овощами, сырами, вареньем и грифельная доска-меню (лазанья, равиоли, тальятелле по-болонски, итальянские вина – вальполичелла, кьянти, фраскати). В «зале» – всего четыре столика с мраморными крышками, за которыми могло поместиться с трудом две дюжины посетителей.

Вместе с Розали[83]в харчевне работал ее сын. Художница Маревна, со слов Сутина, рассказывала, будто бы Луиджи («худенький мальчик лет четырнадцати, с дивной смуглой кожей, очень тихий») был сыном некоего русского князя, которого еще в Неаполе сумела «обворожить» Розали.

При всей скромности и дешевизне заведение вскоре обрело невиданную известность, о нем писали в газетах, и иностранцы были там частыми гостями. Утрилло, вдохновленный белым вином, написал на стене кабачка пейзаж Монмартра, который потом вместе с пластом штукатурки был продан за большие деньги заезжему коллекционеру. Впрочем, хозяйка не любила (в отличие от многих) брать за еду картинами и предпочитала открывать кредит, который мало кто спешил погашать.

Сколько нищих «монпарно» обязаны этой женщине: она подкармливала голодных художников, заставляя их порой преступать через собственную гордыню. В каждой биографии Модильяни рассказывается, как добрая Розали не наливала ему вина, пока он не поест, как бранился он с ней по-итальянски. Список знаменитостей, здесь побывавших, куда более многочислен, чем количество мест в кабачке: Модильяни, Утрилло, Кислинг, Сутин, Жакоб, Цадкин – вся талантливая беднота Монпарнаса.

В нескольких шагах – дом 9. Всякий раз, если открыты ворота, я захожу в длинный тихий двор, застроенный легкими застекленными мастерскими. Их построили в 1890 году – числом около пятидесяти – из оставшихся от Всемирной выставки 1889 года материалов. Рядом с литыми, вымытыми до темного блеска современными машинами, тарелками антенн старые эти сооружения выглядят и хрупкими, и вечными – свидетельствами неуходящей памяти. Здесь жили и Модильяни, и Рильке, работавший тогда над монографией о Родене, у которого служил секретарем. Жил и Де Кирико, писавший в 1911 году о своем одиночестве в «грустной мастерской на улице Кампань-Премьер». В небольшом, украшенном балконами доме № 17-бис обитал знаменитый фотограф – уже упоминавшийся на этих страницах поэт уходящего Парижа Эжен Атже.

Рядом с бульваром Распай под номером 29 – отель «Гренад», позднее ставший широко известным под новым своим названием «Истрия»: там в двадцатые годы жили или бывали и Маяковский, и Тзара (Тцара), и Пикабиа, и Кислинг, и знаменитая натурщица Кики, и Эльза Триоле, о чем подробно сообщает пространный текст на мемориальной доске. А рядом в доме, отделанном, как было сверхмодно в начале века, песочно-желтыми керамическими рельефами и кафелем, была мастерская Ман Рэя и Марселя Дюшана.

Если и не совсем рядом, то – в пространстве нашей памяти – совсем недалеко отсюда, на авеню Мэн, 21, в двух шагах от вокзала, в дворике-пассаже – Академия Марии Васильевой, появившаяся здесь в 1912 году, в собственной мастерской художницы[84]. Мария Ивановна Васильева, получив в 1905 году стипендию императрицы Марии Федоровны (матери Николая II), приехала в Париж обучаться искусству.

Она работала в академии Матисса и академии Ла-Палетт, довольно часто выставлялась и в Салоне независимых, и в Осеннем салоне. Писала о художественной жизни Парижа для российской периодики. Перевела статью о Матиссе для журнала «Золотое руно» (1908), которая, возможно, способствовала интересу Щукина к работам художника.

Русская академия располагалась в небольшом, заросшем густой зеленью летом и затененном прозрачной сухой листвой в осенние и зимние дни дворике; по обе стороны павильоны-мастерские, такие же, как неподалеку, на Кампань-Премьер, 9, только более скромные и совершенно миниатюрные – один из немногих реально сохранившихся уголков, где все полно не воспоминаниями даже, но ощущением реальной, совсем еще не забытой жизни. Здесь более чем скромный Музей Монпарнаса (он был открыт в 1998 году выставкой «Мария Васильева в своих стенах»), здесь систематически открываются новые экспозиции, здесь просто можно посидеть на скамейке под деревом в тишине, которая, наверное, была здесь редкой гостьей в начале ушедшего века.