— Но это были только подозрения, — гнула свое Кейт, отчаянно пытаясь отыскать изъяны в аргументах итальянца, хотя перед глазами ее невольно встал образ плачущего лорда Стенли. — А как насчет доказательств?

— Никаких доказательств не было, мадонна. Брат Доминик написал, что ему не известно доподлинно, были ли принцы убиты, и если да, то каким образом.

— А стало быть, этот отчет основан на одних лишь слухах и домыслах, — твердо сказала Кейт. — Ваш друг вполне мог сделать из событий ошибочные выводы.

— Не стану с вами спорить, мадонна. Как я уже сказал, я лишь повторил то, что слышал. И надеюсь, что вы не будете на меня за это в обиде. — Поэт явно нервничал, прекрасно понимая, что все им сказанное можно трактовать как измену.

— Ну что вы, какие тут могут быть обиды, — ответила Кейт, в душе решив, что ни за что больше не станет проводить дни в библиотеке с Пьетро Кармелиано. В ее памяти итальянец навсегда будет связан с этой гнусной выдумкой. Да, она сама вынудила маэстро рассказать все, и он делал это с явной неохотой, но Кейт и представить себе не могла, сколь скандальную и неприятную историю услышит. И все же, несмотря ни на что, девушка свято верила в порядочность отца. Это всего лишь злобный вымысел, сказала она себе.

Когда Пьетро закончил свой рассказ, Кейт поспешила прочь и принялась осторожно спрашивать придворных, не видел ли кто из них доктора Арджентайна. Девушке отчаянно хотелось поговорить с ним, потому что он с большой долей вероятности должен был знать, живы ли еще принцы и в каком состоянии они находятся. Однако никто не смог ей ничего толком ответить. Кейт наталкивалась лишь на отсутствующие взгляды и неопределенные покачивания головой.

В конечном счете она, пересилив себя, вернулась в библиотеку. Пьетро наверняка знает, где искать доктора. Итальянец все еще сидел на прежнем месте, царапая бумагу пером.

— Я забыла спросить, — сказала она. — Где можно найти доктора Арджентайна?

Что это вдруг промелькнуло в глазах Пьетро — неужели страх?

— Зачем он вам понадобился, мадонна? — спросил он.

— Чтобы побольше узнать о моих кузенах, если уж вы не можете сообщить мне последние новости о них.

— К сожалению, тут я не в силах вам помочь. Вы опоздали на несколько месяцев. Доктор Арджентайн тоже покинул Англию сразу после коронации, и я понятия не имею, где он теперь.

— Его вынудили уехать?

— Нет, мадонна, он бежал.

В июле пришло известие о смерти французского короля — он погиб на рыцарском турнире от удара копьем в глаз. И теперь его сын Франциск II, женатый на моей кузине — королеве шотландцев Марии, счел нужным использовать принадлежащий ей по праву королевский герб Англии. Это стало для Елизаветы смертельным оскорблением, ведь Франциск таким образом объявлял ее узурпаторшей, незаконнорожденной, не имеющей прав на корону. Неудивительно, что она моментально воспылала ненавистью к шотландской королеве.

И тут внезапно всплыло нечто такое, что убедило Елизавету, будто я для нее еще опаснее, чем Мария.

Клянусь, я об этом ничего не знала. Дружелюбный, благосклонно ко мне расположенный Фериа уехал домой, а вместо него послом назначили епископа де Квадру. И хотя епископ проявлял обходительность и не скупился на комплименты, я почему-то всегда относилась к нему с недоверием. И вот теперь обнаружилось, что меня собирались похитить и увезти в Испанию, обвенчать там с сыном короля Филиппа Доном Карлосом, после чего объявить наследницей английского престола. Я искренне возмущена. Мало того что дон Карлос — уродливый садист, склонный мучить слуг и животных, так еще к тому же Филипп, де Квадра и все остальные участники заговора предполагали, что мое согласие им заранее обеспечено.

— Вам некого винить, кроме себя самой, — презрительно сказала мне Кэт Эстли, старшая камер-фрейлина, когда я пришла просить об аудиенции у королевы, надеясь убедить Елизавету в своей невиновности. — Вы постоянно демонстрировали свое недовольство, жаловались, что ее величество вас не ценит.

— Но я не сделала абсолютно ничего такого, что могло бы дать хоть какую-то надежду испанцам, — всхлипнула я, видя, что дверь в частные покои королевы остается для меня закрытой.

— Вашего недовольства было вполне достаточно, — таков был язвительный ответ. — Да вы еще вдобавок католичка. Неудивительно, что королева вас терпеть не может!

Я в слезах бросилась в свои покои, дабы обрести уединение, упала на кровать и дала волю отчаянию. Так продолжалось вплоть до нынешнего дня — я жила в постоянном страхе: что королева может сделать со мной, если решит, что я участвовала в гнусных планах испанцев; что еще могут придумать злоумышленники от моего имени; как все это может отразиться на нас с Недом. Тщетно писала я своей больной матери, умоляя ее послать письмо королеве или даже приехать самой, если это возможно, чтобы за нас просить королеву. Ответа от нее я так и не получила. Я вижу в этом зловещий знак: либо миледи слишком больна, либо — и этого я боюсь больше всего — она передумала помогать мне, решив, что наша затея обречена.

Наконец-то я получаю от матери обнадеживающее известие: она пишет, что ей стало немного лучше. И я вновь встречаюсь с Недом! Когда королева начала свою летнюю поездку, он сам чувствовал себя неважно и письменно известил, что, к его сожалению, никак не может сопровождать ее величество. Однако теперь он вернулся ко двору, и летние дни вдруг стали казаться мне более солнечными и золотыми. Мы ловим каждый миг, чтобы быть вместе.

— Я вижу, вы оба так влюблены! — щебечет юная леди Анна Рассел. Я в тревоге смотрю на нее. Я и не думала, что это так заметно. — О да, весь мир говорит о вас! — заявляет она, к великому моему смущению.

Три дня спустя ко мне подходит Дуглас Говард, еще одна из фрейлин королевы.

— Я слышала, вы с лордом Хартфордом ну прямо как голубки, — злобно бормочет она. — Но имейте в виду, что ничего хорошего из этого не выйдет, потому что он лишь использует вас в собственных интересах и умело изображает любовь.

— Вы-то что об этом знаете? — закипаю я. — Вы и все остальные? Что вы лезете в мою жизнь! Буду вам очень признательна, если впредь вы станете держать свое мнение при себе! — После этого я в растрепанных чувствах ложусь в кровать.

Чувства Неда самые искренние, я в этом ни минуты не сомневаюсь. Он каждый день являет мне доказательства своей любви. В Нонсаче, самом изящном маленьком бриллианте из ожерелья великолепных дворцов, мой дядя, граф Эрандл, устраивает изысканные развлечения для королевы, и у нас с Недом есть масса возможностей встречаться: на роскошном пире и на маскараде, во время охоты в парке и на представлении пьесы, исполняемой хористами из собора Святого Павла. Веселье заканчивается в три часа ночи, и тогда мы с ним убегаем в рощу и целуемся у мраморных фонтанов. Такие украденные у судьбы минуты — великое счастье для меня.