Гребенщиков, как обычно, зрит в корень. Пора оставить завтрашний день позади. Ники и Инесса превратились в маленькие фигурки, таявшие в сумрачной дали. Они больше не могут повлиять на Дашу, причинить ей боль, испортить ей жизнь. Мысли о них больше не выворачивают ее наизнанку. Мертвые наконец-то стали мертвыми, просто надписями на плитках в колумбарии, их дела остались в прошлом, их следы сожжены, им вообще не место в завтрашнем дне. Наверняка Березин выкинул жуткий дневник Инессы, ее голос на цифровой записи стерт, она сама стерта. Предательство было, боль была, но теперь все это должно быть похоронено, закрыто навсегда. Господи, как хорошо быть свободной. Иметь свободу выбора, свободу любить того, кого хочется. Свободу ошибаться, действовать на свой страх и риск, и не бояться этого. Пусть у них с Романом ничего не выйдет, может быть, они расстанутся через полгода, надоев друг другу, а может быть, проживут вместе до старости, нарожав десяток рыжих детишек и воспитывая множество внуков. Кто знает, как повернется судьба, но это не повод бежать от нее. Дашина проблема была в том, что она боялась снова обжечься так же сильно, но без страха жить невозможно, только дураки и сумасшедшие не боятся ничего. И несмотря ни на что, Инесса в чем-то была права: свое счастье надо хватать и держать, что есть сил. Последний совет бывшей подруги, которая и не подруга вовсе. Последняя благодарность за высказанную вслух житейскую мудрость. Спасибо тебе, Инесса, но — только за это.

Роман не идеален, а она подсознательно искала идеал, как Ники. Но Ники упал с пьедестала, доказав ей, что идеалов нет. А если их нет, зачем заниматься бесполезными поисками? Не лучше ли живой, настоящий мужчина, который говорит, что любит ее, у которого замечательный голос и нежные руки, чем мифический идеальный принц, который может оказаться законченным мерзавцем?

Как она раньше этого не понимала?!

Чемодан все-таки закрылся, и Даша поставила его на пол. Впрочем, если она и забыла какую-то мелочь, это неважно. Главное — документы и деньги, и еще вот этот листочек в клеточку, который стал для нее большим откровением, чем, наверное, Библия для истинно верующего. Пока не пришел коридорный, Даша раз за разом перечитывала остро отточенные строчки, и с каждым разом нетерпение в ней звенело все сильнее.

«Я сошла с ума».

— Наоборот, — ответила она сама себе вслух, — я излечилась.

Милый молодой человек отнес ее вещи в такси. Дарья расплатилась с гостиницей, дала девушке на чай внушительную сумму — заслужила. Девушка улыбалась совершенно искренне. Наверняка пойдет вечером гулять со своим парнем, смотреть на падающие звезды и слушать шум моря.

Освещенные улицы уплывали назад, вот появились и пропали из виду подсвеченные разноцветные струи фонтанов, а с морем Даша мысленно попрощалась, пообещав, что однажды к нему вернется. Она бросила мелкую монетку на улицу, приоткрыв окно, просто так, на счастье и возвращение. Водитель ничего не спрашивал и не приставал с разговорами: наверное, потому, что у Даши был полубезумный вид. «Ты просто не знаешь, что я нормальная, больше, чем многие. Наконец-то я нормальная. Наконец-то я знаю, чего хочу».

Аэропорт Адлера сиял огнями — огни на земле, и огни в небе, и сияют фонари и посадочные полосы. Это были праздничные огни, словно на новогодней елке. Кстати, уже скоро Новый год. Что подарить Роману? Может быть, этот дурацкий полосатый шарф? Рыжий Березин будет в нем неотразим.

«Доживем ли до Нового года?» — «Доживем».

— Пройдите на посадку, пожалуйста.

Снова мягкое кресло, и ночная тьма за окном, хотя нет еще и десяти. Лететь домой. Лететь к любимому. Теперь она может все, правда, все, чего захочет. Невозможного не существует. Наверное, это и есть настоящая жизнь — бегущая, горячая, терпкая на вкус. Она не будет идеальной, она будет — просто будет.

В ожидании багажа в Домодедово Даша позвонила Соколову. Позвонить самому Роману она не решилась: казалось, это нарушит что-то хрупкое, основное. А потому отдуваться пришлось Игнату. Кажется, он еще не спал, хотя утверждать это с полной уверенностью Даша не стала бы.

— Дарья Владимировна? Вы в Москве?

— Да, только что прилетела, стою в Домодедово. Игнат Петрович, не подскажете, Роман еще в больнице?

— Нет, его выписали буквально два дня назад. Он дома, — отрапортовал Соколов.

— Боюсь, я смутно помню, как туда попасть, а мне срочно нужно к нему.

— Значит так, это по Волоколамке, потом через Митино, дальше по Пятнице, поселок Большаково… черт, проще показать, чем объяснить. — Пауза. — Ждите меня в аэропорту, я за вами приеду.

Такого она не ожидала. Сколько на свете хороших людей, Господи! Ники и Инесса едва не заставили ее об этом забыть.

— Вы просто прелесть, Игнат Петрович. Жду.

Соколов хмыкнул и отключился.

Ждать его пришлось недолго, видимо, то ли жил близко, то ли водил быстро, а может — и то, и другое. Игнат перехватил у Даши сумку и повел ее к черному «Фольксвагену», оставив с носом настойчивых таксистов. Была влажная московская ночь, моросил дождь, а ветер дул просто-таки ледяной. После теплого Сочи Даша замерзла в момент, к счастью, машина стояла недалеко.

— Ваше внезапное возвращение меня заинтриговало, — сообщил Игнат, включая печку. — Александра Рудольфовна утверждала, что вы вернетесь не раньше, чем через три недели или даже через месяц.

— У меня произошло переоценка смысла жизни, — улыбнулась Даша.

— Дело хорошее, — покивал Соколов. Водил он и вправду быстро. Дворники бесшумно смахивали воду с лобового стекла. Мокрое шоссе отражало оранжевые фонари. А за низкими облаками прятался тоненький месяц — Даша видела его во время полета.

— Как Роман?

Игнат пожал плечами.

— Ничего, нормально. Порывался выйти на работу. Я его, конечно, не пустил, чем спровоцировал благородное негодование. Надеюсь, вы удержите его дома еще недели две. По правде говоря, я здорово на вас рассчитываю. Быть большим начальником так хорошо!