Глупо, не так ли, покупать по завышенной цене розы в тот же день, когда их покупают все остальные. Когда видишь женщину, шагающую домой с букетом цветов, то думаешь, ух ты, кто-то по-настоящему любит ее! Когда же видишь ту же самую женщину в День святого Валентина, то возникает чувство, что кто-то просто делает это для галочки.

Но как бы то ни было, это всего лишь мое мнение. Удачи всему остальному миру! И из особого уважения к моим чувствам по этому столь деликатному вопросу я объявляю это электронное письмо зоной, свободной от любви!

Вместо этого я докладываю тебе, что провела последние сутки, сидя на унитазе. Извини. Наверно, как сейчас говорят, Слишком Много Информации. Но что поделать? Наверное, что-то съела. Или же подцепила вирус в бассейне, когда была там в последний раз. В любом случае, тьфу, гадость! Просто какой-то кошмар. В такие моменты я начинаю жалеть, что живу одна. У тебя возникают подобные чувства, Джим? В одинокой жизни немало преимуществ, пока тебя не прихватил понос. И тогда хочется, чтобы рядом был кто-то, кому можно пожаловаться на свою жизнь, сказать «ну разве я не бедняжка?». Чтобы кто-то погладил бы тебя по спинке и сказал «да, да, ты бедняжка». И напоил бы отваром и дал лекарство. Но что поделаешь. Выбор сделан. Путь выбран. И так далее.

Ни слова от Рори после его последнего письма. Я писала ему несколько раз, но у него до сих пор нет нормального электронного адреса. Поэтому, думаю, мне придется проявить терпение. В выходные я разговаривала с Мэган. Они планируют на пасхальные праздники поехать покататься на лыжах. На лыжах! Бррр! Трудно представить, бывает ли что-то хуже этого. Господь наделил нас парой превосходных ног, мы же надеваем на них длинные полоски пластика и летим по склону горы. Нет, уж, СПАСИБО! Да и стоит это уйму денег. Я пытаюсь не слишком сердиться, когда думаю, сколько тысяч фунтов стерлингов некоторые могут профукать всего за две недели, тогда как мне этих денег хватило бы на целый год. Но Мэг не дает мне денег. Она говорит, что готова их дать, но считает, что я истрачу их на всякое барахло. И она, пожалуй, права. О боже! Какая же я все-таки транжира!

На этой ноте я прощаюсь с тобой. Искренне надеюсь, что сегодня вечером ты не пойдешь проводить время в пабе за столиком на двоих с каким-нибудь очаровательным юным созданием, сжимающим в руке букет. При одной только мысли об этом у меня закипает в жилах кровь. Можешь быть уверен, что я здесь (рядом с туалетом!), мои мысли с тобой. Мое сердце с тобой, я всецело с тобой, сегодня и каждую ночь.

Люблю тебя

хxxxxxxx

Ох, дорогой Джим, я все еще неважно себя чувствую. Последние двое суток я практически не слезала с горшка. И ужасно ослабла. Я заставляю себя через силу есть (хотя у меня ВООБЩЕ отшибло аппетит), но все съеденное из меня тут же, через считаные секунды, выскакивает наружу с другого конца. Если и завтра будет так же, то придется записаться на прием к моему терапевту. Ненавижу моего врача. Крупная, громогласная бабища с мясистыми пальцами. Все время разговаривает покровительственным тоном. Называет меня «милочка». Как будто я какая-то старуха. Господи, как же я ее ненавижу! Я с содроганием представляю себе, как ее толстые пальцы прикасаются к моему заду. Ей-богу, Джим! Меня тошнит от этой мысли. Так что скрести за меня пальцы на удачу, чтобы я поправилась и была бы избавлена от подобного унижения.

Зато у меня для тебя есть одна новость, Джим: я решила, что постараюсь выбраться из дома. В смысле, по-настоящему, чтобы провести с тобой ночь!!! Я уверена, это мне помогает – все эти наши разговоры, весь этот наш психоанализ. Честно, я верю в это. Я вчера разговаривала с Мадлен, это старшая дочь Вики, ей уже двадцать.

Милейшая девушка. Когда она жила здесь, мы с ней недолюбливали друг друга (моя вина, исключительно моя вина), зато теперь почти подружились. Она живет со своим парнем недалеко от Челтнема. Я рассказала ей о тебе, о наших проблемах, и она предложила мне пожить у нее. Это может случиться довольно скоро. Она живет всего в сорока пяти минутах езды отсюда. Если мы с ней не уживемся, я всегда смогу вернуться домой. Очевидно, сейчас я произношу это в тысячу раз уверенней, чем когда она предложила мне переехать к ней. Будь ты тогда в кафе, ты увидел бы, как безудержно я тряслась, готовая при одной мысли об этой возможности впасть в панику. Мне даже пришлось выйти на улицу, чтобы подышать воздухом. ВОТ ЖЕ ДУРИЩА!

И все же это хоть какое-то начало, есть на чем сосредоточиться. Надеюсь, тебя это обрадует, Джим. Я хочу, чтобы ты был счастлив. А пока мы должны продолжать общаться, должны открыто говорить друг с другом, всячески поддерживать эту невероятную связь, которая изменила нас обоих. Для меня она сродни глотку кислорода, Джим, правду тебе говорю. С каждым днем мне его требуется все больше и больше. Ты делаешь меня сильнее. Я так люблю тебя, больше, чем кого-то другого на свете.

А теперь мне пора, горшок меня зовет.

Пока, мой прекрасный мужчина!

хххх

На следующее утро они вчетвером сели в минивэн и покатили в бюро похоронных услуг, куда тело Лорелеи было отправлено из офиса коронера. Прошлым вечером, пока они ужинали в пабе в соседней деревне (в местном пабе было бы слишком много любопытных глаз и ненужных новых встреч), Мэган позвонили.

– Можете забрать тело вашей матери, – сказал серьезный молодой человек, назвавшийся Сэмюэлем Моссом. – Мы придали ей благообразный вид. Думаю, вы останетесь довольны.

Мэган с трудом представляла это себе.

– Спасибо вам, – поблагодарила она. – Увидимся завтра утром.

Работники похоронного бюро положили Лорелею на узкую койку в крошечной комнатушке в самом дальнем углу здания и обложили искусственными цветами. Подготовкой тела к захоронению занимался одетый в черный костюм юноша по имени Сэмюэль Мосс. Его реденькие волосенки были набриолинены, как у пенсионера. Мосс был сама скорбь и почтительность, что делало его похожим на персонаж из телевизионного ситкома.

– Я оставляю вас наедине с Лорелеей. Можно мне ее так назвать?

Кое-как сдерживая сдавленные смешки, Мэган и Бет обменялись траурными взглядами.

– Да, – наконец выдавила Мэган. – Можете. Благодарю вас.

Как только Сэмюэль вышел, сестры мгновенно посерьезнели и шагнули к материнскому телу.

– Она так исхудала! – громким шепотом воскликнула Бетан.

– Да, можно сказать, кожа да кости, – ответила Мэган.

– О боже!

– Но она все равно хорошо выглядит, правда?

Бетан прикоснулась к руке матери и кивнула.

– Такая миниатюрная.

– Она как дитя, – сказал Колин, прикоснувшись к ее щеке.

– О господи, что это на ней надето? – спросила Бетан.