– Ну же, давай! – хитро прищурившись, просияла она. – Смотри: еще целых две жертвы! Раздолье для охотника! Догони их, поймай, напади, разорви на части!

Наваждение моментально спало; я посмотрела вслед беглецам совершенно равнодушно.

– Зачем? – удивленно спросила я. – Они не представляют опасности. Мне нет до них никакого дела.

На лице Нурит заиграла многозначительная улыбка.

– Ну нет так нет, – развела руками она, после чего медленно растворилась в воздухе.

А я почувствовала, как снова начинаю преображаться. Меньше чем за минуту ко мне вернулось мое обычное тело. Я оглядела свои руки, такие маленькие, светлые, хрупкие, с короткими-прекороткими ногтями. Плечи ссутулились, шея согнулась, будто под тяжелой ношей, и я в изнеможении опустилась на траву.

Маленькое, хрупкое, щуплое тело била крупная дрожь. Что со мной произошло? Как все это получилось? Во имя Создательницы, неужели я только что убила тех двоих голыми руками?! Да еще и получая от этого процесса удовольствие? Я склонилась к самой траве, сжав руками виски. Боги, неужели я на такое способна? И как мне вообще удалось принять облик тъёрна? Ведь тъёрнов рядом со мной не было! Если бы хоть один из нападавших был тъёрном, он принял бы свой настоящий облик, чтобы дать мне отпор, вместо того чтобы так серьезно рисковать своей жизнью.

Подняв глаза, я сразу же встретилась взглядом с Ирвином. Он стоял в нескольких шагах от меня и смотрел… даже не знаю как. Шокированно? Отчужденно? Враждебно? Во всяком случае, не так, как прежде.

– Ты что, тъёрн?

В голосе Ирвина звучала брезгливость, а последнее слово он почти что сплюнул.

– Нет! – обиженно закричала я. – Я не тъёрн! Говорю же тебе: я – Охотница!

– Охотница? – недоверчиво переспросил Ирвин. – А это…

Он не закончил, просто повернулся туда, где лежал один из трупов. При виде того, во что превратилось разодранное когтями тело, мне стало нехорошо. Вид и сам по себе был не из приятных, но если припомнить, что все это сотворила я сама… Мне стало тяжело дышать.

– Я – Охотница! – чуть не плача повторила я. – Вещательница! Мы принимаем облик тъёрнов, чтобы говорить с ними на их языке!

– На их языке? – мрачно переспросил Ирвин, снова бросая взгляд на тело.

Я открыла было рот, чтобы возразить, возмутиться, объяснить, но так ничего и не сказала. Какой в этом смысл? Его реакция была очевидна. И главное, он совершенно прав. И от этого еще больнее. Кто сказал, что на правду не обижаются? Глупо обижаться на ложь, ибо она не имеет значения. Но как не обидеться на горькую правду?

Я поежилась. Создательница, как же здесь стало холодно!

– Знаешь, Ирвин, я, пожалуй, пойду, – проговорила я, поднявшись на ноги. Ветер развевал растрепанные волосы, снова освещаемые предательницей-луной. – Я очень благодарна тебе за все, что ты для меня сделал. Дальше я справлюсь сама. Я не пропаду. Ты же видел.

Пользуясь тем, что Ирвин все еще шокирован и оттого реагирует не слишком быстро, я развернулась и зашагала вниз по склону. Быстрее и быстрее. Головокружение куда-то ушло, в глазах не было ни слезинки. Вскоре луна скрылась за очередным облаком, и на холме стало совсем темно. Но мне так было даже лучше. Сегодня я ненавидела луну. А перспектива упасть и споткнуться не пугала ничуть. Прочь, в темноту, в беспамятство, хоть бы и в бездну. Прочь от Ирвина, такого близкого утром и такого далекого сейчас. Прочь с этого холма. Вот только даже спустившись, мне не забыть о том, что произошло на его вершине.

Соображала я в ту ночь не слишком хорошо. Неспособная трезво рассудить, что делать дальше, я вернулась в город, чтобы разыскать Джен. Воспользовавшись покровом темноты, беспрепятственно добралась до трактира. Вот только Джен там не нашла. Как оказалось, она спешно съехала несколько дней тому назад. Говоря точнее, в тот самый день, когда меня отвезли в дом Ирвина.

На выходе из трактира меня арестовали. Два часа спустя я оказалась в королевской тюрьме, в камере, где уже сидели Винсент и Дилан.

Предполагаю, что тюремщик немало удивился. Обычно заключенные упираются и их приходится заталкивать в камеру силой. Я же нетерпеливо притоптывала, ожидая, когда же он наконец подберет нужный ключ и отопрет дверь. После чего с громким восторженным воплем бросилась в объятия Винсента и Дилана одновременно.

– Давно вы здесь? – спросила я, вдоволь наобнимавшись и чуть было не задушив их обоих.

– Четыре дня, – ответил Винсент.

– Уже почти пять, – поправил Дилан.

– Это, выходит, с тех же пор, как арестовали меня, – заключила я, теперь понимая, почему все это время от ребят не было ни слуху ни духу.

– Мы надеялись, что тебе и Джен удалось сбежать, – мрачно сказал Дилан. – Или что вас просто не тронут.

– Джен сбежать, видимо, удалось, – поспешила сообщить хорошую новость я. – Перед тем как меня в последний раз сцапали, я заходила в трактир. Ее там не было. Она съехала сама. Видимо, что-то почувствовала. Вообще-то не совсем сама, – припомнила я. – Трактирщик сказал, что за ней заходил мужчина. Невысокий, светловолосый. Помог ей вынести вещи. Думаю, это Эмерико, наш менестрель. Может, это он узнал про опасность, у музыкантов и артистов свои каналы. И вовремя ее предупредил.

– Ну хоть какая-то от этого менестреля польза, – проворчал Винсент.

Похоже, он все еще не мог простить Эмерико, что тот имел наглость ухаживать за нашей общей подругой, а возможно, и не только ухаживать. Лично я в последнем была уверена на все сто, но говорить об этом напрямую с нашими мужчинами считала лишним.

– Кыш! – шикнул Дилан, сгоняя с соломы уютно пристроившуюся там мышку.

С жалобным писком зверюшка сбежала с нагретого места. Мы расположились на соломе вместо нее. Это, конечно, не мягкая кровать, но и мы – не изнеженные барышни, а Охотники. И ночевать в некомфортных условиях для нас – не такая уж редкость. Хуже то, что дверь забрана решеткой, как и маленькое окошко под потолком.

– Покажи лицо. – Не дожидаясь, Винсент по-хозяйски положил руки мне на голову и развернул к себе. – Какой гад это сделал?

Он говорил таким тоном, будто собирался прямо сейчас встать, выйти из камеры и отправиться бить виновнику физиономию.

– Не важно, он уже умер, – отмахнулась я.

Дилан взглянул на меня с интересом, Винсент – с уважением.

– Ты что, наконец-то научилась как следует пользоваться кинжалом? – спросил он.

Я покачала головой.

– Кинжал у меня вообще отобрали. Ребят, это долгая история, а я страшно хочу спать. Не спала всю ночь. И голова идет кругом.

– Конечно, ложись.

Ребята вскочили и сгребли в кучу побольше соломы, таким образом устраивая для меня вполне сносное, учитывая обстоятельства, ложе. Я улеглась и свернулась калачиком, прячась ото всех сегодняшних переживаний и неприятных мыслей. Винсент укрыл меня своим плащом. Учитывая, что в камере было нежарко, это существенно повышало его шансы замерзнуть. Но на тот момент я слишком устала, чтобы это учесть. Поэтому, не возражая, просто натянула плащ повыше и почти сразу уснула.