– А что же будет с гражданскими жителями? – спросил я.

– О них в приказе не сказано ни слова.

Конечно, Красная армия поступала именно так, да к тому же еще и со своими соотечественниками. Однако я подумал о тех женщинах и девушках, которые помогали мне перевязывать раненых и растирали обмороженные ступни нашим солдатам. Я представил себе, как они стоят по колено в снегу, в то время как их дома пылают ярким пламенем.

– А что будешь делать ты? – спросил я Кагенека.

– Пока не знаю. Возможно, придется сгонять всех жителей деревни в несколько домов, а остальные сжигать. Но одно я не сделаю ни при каких обстоятельствах, а именно не выгоню женщин и детей на мороз и не оставлю их замерзать в такой собачий холод!

Я был целиком и полностью согласен с ним. И хотя в такой ожесточенной борьбе это бы нам наверняка пригодилось, но мы никогда не решились на то, чтобы так жестоко поступить с местным мирным населением.

Ближе к вечеру наш батальон подошел к селу Казнаково. За последние десять дней мы отошли с боями на пятьдесят километров. Противник неотступно преследовал нас. Этот вечер и вся ночь впервые прошли спокойно. А на следующий день, на второй день Рождества 1941 года, в 7 часов утра мы вошли в большую деревню Щитниково.[88] До этого разведывательная группа под командованием Маленького Беккера установила, что в деревне не было частей противника. Щитниково было важным опорным пунктом на так называемом «оборонительном рубеже Старица». Мы должны были оставаться здесь до самой весны. Наше отступление наконец закончилось.[89]

Эта деревня состояла примерно из ста домов. Как почти в каждой русской деревне, и здесь дома располагались по обе стороны от улицы. Они отстояли друг от друга метров на двадцать – тридцать, а позади почти каждого дома находилась баня. Главная улица, являвшаяся одновременно и нашим передним краем обороны, проходила с запада на восток. Поскольку русские могли атаковать нас только с севера, а деревня протянулась почти на полтора километра, нам предстояло оборонять довольно протяженный участок.

В середине деревни от главной деревенской улицы отходила поперечная дорога, которая вела на юг к расположенной примерно в трех километрах от нас деревне Терпилово, где разместился дивизионный медицинский пункт оберштабсарцта Шульца. Еще дальше на юг находилась Волга, протекавшая здесь тоже с запада на восток. Командный пункт полковника Беккера располагался на небольшом хуторе недалеко от Терпилово. 1-й батальон нашего полка занял соседнюю деревню, расположенную восточнее. Слева от нас занимали позицию подразделения 37-го пехотного полка.

Наш сильно уменьшившийся батальон, численность которого теперь составляла менее четверти от его штатного боевого состава, в течение дня получил подкрепление в виде двух полевых орудий 13-й роты, двух противотанковых пушек 14-й роты и небольшого подразделения – численностью около сорока человек – из 2-го батальона 37-го пехотного полка. Это позволило довести общую численность нашего батальона почти до трехсот человек. За организацию всех оборонительных мероприятий отвечал Кагенек.

Поскольку нам предстояло оборонять деревню на всем ее протяжении в полтора километра, в его распоряжении находилось недостаточно бойцов. Густой лес, раскинувшийся к северу от деревни и подходивший почти вплотную к нашему переднему краю на выезде из деревни, еще больше осложнял наше положение. Здесь противник мог незаметно приблизиться почти вплотную к нашим позициям, что позволяло ему до последней минуты скрывать свои намерения.

Мы получили донесение, что крупные силы русских, прорвавшихся у деревни Васильевское, заняли населенные пункты Чадово и Ушаковские Горки, находившиеся не слишком далеко от Щитниково. Было ясно, что в ближайшее время нам предстояли упорные оборонительные бои.

Уже через полчаса после входа в деревню мы разместились в домах. На опушке леса, раскинувшегося к северу от деревни, Кагенек выставил боевое охранение. Через определенные промежутки времени их обходили патрули и регулярно проводили смену. Саперы взрывами свалили закрывавшие обзор деревья и в самых опасных местах заминировали наше предполье. У восточного въезда в деревню мы соорудили из толстых бревен блокпост, который был оснащен двумя пулеметами. Офицер-артиллерист рассчитал дистанции и координаты в своих зонах управления огнем. К вечеру 26 декабря мы подготовились к отражению ожидаемой атаки противника настолько хорошо, насколько это было возможно в сложившихся условиях.

На следующий день в 5 часов утра русские атаковали с севера оба конца деревни, бросив в бой по полноценному батальону с каждой стороны. Наши хорошо замаскированные секреты вовремя подали сигнал тревоги, и мы встретили красных эффективным огнем и сумели отбить их атаку. Немедленно организованная стремительная контратака обратила их в паническое бегство, и они отступили назад в деревню Ушаковские Горки. Восемь красноармейцев попали в плен, а на поле боя мы насчитали семьдесят три убитых русских, кроме того в качестве трофеев было захвачено значительное количество оружия. В этом бою мы не потеряли ни одного человека. В самый разгар боя Кагенек каким-то невероятным образом узнал, что его жена, принцесса Баварская, подарила ему двоих сыновей-близнецов.

Теперь у нас снова появилась возможность обеспечить наших солдат теплой зимней одеждой. Кагенек приказал перенести в деревню тела семидесяти трех убитых красноармейцев и снять с них теплую одежду и валенки. Однако трупы уже успели окоченеть и стали твердыми как доски, а валенки настолько прочно примерзли к ногам, что их было невозможно снять.

– Отрубить ноги! – приказал Кагенек.

Наши солдаты топорами отрубили мертвым русским солдатам ноги ниже колен и положили эти обрубки вместе с валенками на теплые печи. Уже через 10–15 минут они оттаяли настолько, что с большими или меньшими трудностями нам удалось стянуть с них жизненно необходимые нам валенки.

Штольце захватил свой личный маленький трофей. В бою на него напал комиссар, и в завязавшейся рукопашной схватке Штольце убил его. Когда после боя он зашел ко мне на перевязочный пункт, то буквально светился от счастья. На его голове красовалась великолепная шапка из лисьего меха,[90] которую он снял с убитого комиссара. Я не скрывал своего восхищения, и Штольце заметил это. Повернувшись к своему ординарцу, он сказал:

– Если со мной что-то случится, позаботьтесь о том, чтобы эту шапку получил доктор! Понятно?

– Так точно, герр обер-лейтенант! – отчеканил тот.

Остаток дня противник вел себя гораздо спокойнее. Очевидно, он приходил в себя после поражения и перегруппировывал свои силы. Воспользовавшись установившимся затишьем, я отправился в находившееся в трех километрах от нашей передовой Терпилово, чтобы забрать с дивизионного медицинского пункта Петермана и нашу маленькую транспортную колонну. Прибыв на место, я узнал, что тем временем оберштабсарцт Шульц перенес свой медицинский пункт за Волгу. Правда, в Терпилово был оборудован пункт сбора раненых, где я и нашел Петермана, Мюллера и наших лошадок с санями.