Больше всего она любила, когда в корпус 569 наезжало начальство. В присутствии флотских офицеров высокого ранга лейтенант Аксел заметно конфузился, демонстрировал почтение к вышестоящим, а его прихвостень Кац от благоговения терял дар речи. В таком подавленном состоянии им было уже не до Анны. Но – только в этих случаях.

Выйдя из проходной, Анна по сложившемуся обычаю вместе с другими водолазами направилась в “Овальный бар”. Стараниями Баскомба и она, и Марл стали полноправными членами группы. Как-то, вскоре после зачетного погружения, Анна вышла из проходной на Сэндз-стрит, и к ней вдруг подошла невеста Баскомба:

– Баски хочет, чтобы я ходила в бар вместе с ребятами, – чуть гнусаво начала она, – но ты ведь тоже пойдешь, правда? Неохота мне сидеть с парнями одной.

В тот вечер все жаждали подробно расспросить Марла про кессонную болезнь, ведь он был в рекомпрессионной камере вместе с Савино. Когда Савино потерял сознание, рассказывал Марл, лейтенант Аксел увеличил давление до 120 фунтов – это соответствует глубине почти в 300 футов, – в надежде, что пузырек воздуха проскочит в сосуд и растворится в крови Савино. Внезапно в руке лейтенанта взорвалась авторучка, забрызгав синими чернилами их обоих. Марл поднял ноги Савино повыше и удерживал их в этом положении, а лейтенант Аксел массировал ему кисти рук и ступни ног, чтобы усилить приток крови в мозг.

– Он не умолкал ни на минуту, – рассказывал Марл, пока они запивали пивом бесплатную еду: таким способом бар заманивал к себе моряков. – Все будет хорошо, сынок, говорит, и я тебе скажу, откуда я это знаю. Если бы тебе грозила смерть, ты бы уже давно отдал концы.

– Вот-вот, классический Аксел, – буркнул Баскомб, потягивая кока-колу.

– Так наездник успокаивает лошадь. Но Савино-то лежит без чувств. А тот гнет свое: “Когда-нибудь расскажешь детишкам, как ты рисковал жизнью, чтобы им не пришлось в воскресенье жрать на обед водоросли и кислую капусту”.

– По-моему, тут он чуток перегнул палку.

– А все-таки он его оживил. У меня на глазах. Но этот пессимист вряд ли поверит, – сказал Марл, покосившись на Баскомба.

Спустя сорок пять минут Савино пришел в сознание. Еще пять часов ушло на то, чтобы снизить давление в камере. В конце концов, уже за полночь, Савино самостоятельно влез в ожидавшую его карету скорой помощи.

– Удивляюсь, что на этот раз Аксел не расплылся в ухмылке, – проворчал Баскомб. – Ему же с самого начала смерть как хотелось выглядеть героем.

– Тут уже не до игрушек, – сказал Марл. – Если у Аксе-ла погибнет водолаз, его карьере крышка.

– Ба, горе-то какое.

Марл молча покачал головой. Они с Баскомбом частенько резко расходились во мнениях и все равно были неразлучны. Баскомба не очень-то привечали в семье Руби; ее отец считал его человеком никчемным и даже отказывался пожимать ему руку. По воскресеньям Баскомб обычно ездил в Гарлем и ужинал вместе с Марлом и его родителями.

Анна села на трамвай вместе с Руби и Баскомбом. Баскомб провожал Руби аж до Сансет-парка; Руби жила там в родительском доме, на втором этаже, на первом они держали бакалейную лавку. Потом он возвращался к себе, в съемную меблированную комнату недалеко от верфи; дорога домой занимала полтора часа. Они скрывали, что обручились: Баскомбу надо было добиться, чтобы отец Руби изменил свое мнение о нем.

Анна сошла на Атлантик-авеню. За весь день, с самого утра она впервые осталась одна, но одиночество, которое терзало ее несколько недель назад, уже не имело над ней прежней власти. Она была поглощена своими мыслями. Прихватив вечернюю газету и еще не вскрытую почту, она села за кухонный стол и задумалась о Декстере Стайлзе. На работе она его вспоминала редко – будто морпехи не пропускали его на верфь. Но дома она не могла отделаться от мысли: Декстер точно знает, что произошло с ее отцом. Причем он предостерегал Анну, даже прямо предупреждал, что не надо ей совать нос в эти дела.

Она открыла окно, выходившее на пожарную лестницу, и выбралась наружу, на стылый зимний воздух. Попыталась представить себе отца – мысленно увидеть его, как увидела бы любого другого человека, не имеющего к ней никакого отношения. Из вечера в вечер он сидел здесь, где теперь сидит она, курил и смотрел вниз, на улицу. И думал – о чем? Анна проводила с ним много времени, но понятия не имела, о чем он думал. Как будто само сознание, что она – его дочь, полностью ослепляло ее, и любой человек – да все вокруг – видели и знали его другим, таким, каким ей не дано было знать.

Что-то должно случиться; ее отношения с Декстером Стайлзом еще не закончились. От предчувствия неизбежности их новой встречи у Анны голова пошла кругом, и она разом забыла про отца. Ей нужен Декстер Стайлз, но не гангстер, а любовник. Пошлость той сцены и места, в котором она очутилась, уже почти стерлась из памяти, остались лишь ощущения. Порой она жалела, что сказала ему, кто она на самом деле: очень уж ей не хотелось его потерять. Анна вернулась домой, вымылась и легла, так и не вскрыв материнского письма. В полной тьме она предалась воспоминаниям о Декстере Стайлзе.

Он всерьез ей угрожал? Или всего лишь предостерегал?

Два дня спустя Анне было велено явиться на баржу в водолазном костюме – помогать Маджорне. Такое поручение она получила уже во второй раз, и опять – без спуска под воду. Но в основном она целыми днями либо работала в помещении, либо изнывала от безделья на Вест-Стрит пирсе и потому обрадовалась, что побудет возле открытой воды.

Она внимательно смотрела на цепочку появлявшихся на поверхности пузырей: по ним можно было судить, как у Маджорне проходит спуск, и вдруг под лучами солнца Уоллабаут-Бей вспыхнул, точно газовая горелка.

– Керриган! Проснись! – окликнул ее Кац. Он на маленькой моторке неторопливо обходил нос баржи.

Наконец-то Анна понадобилась. Один из помощников подошел к ней, и они вместе перетащили в моторку ящик с ее подводным обмундированием; под его тяжестью лодка заходила ходуном. Кац повел моторку сквозь ледяную кашу и попутно объяснил, что на линкоре, который из сухого дока номер 6 только что спустили на воду у пирса Джей, заклинило “винт”, как тогда называли двигатель. Суда союзников не имели опознавательных знаков, но Анна не зря столько раз доставляла документы в кабинет начальника верфи: она сразу поняла, что речь идет о “Южной Дакоте”, корабле военно-морских сил США; в целях безопасности газеты называли его “Линкор Икс”. В сражении при Санта-Крус он сбил двадцать шесть японских самолетов. Линкор поражал своими размерами, рядом с ним все словно бы съеживалось, даже поворотный кран с уравновешенной стрелой казался меньше обычного. Савино и Грольер уже подбежали к маховому колесу воздушного компрессора на краю пирса Джей. После того случая с кессонной болезнью Савино был временно отстранен от подводных работ; Грольер утром уже спускался на дно и еще не успел полностью переодеться. Анне было поручено осмотреть четыре двигателя линкора, найти место поломки, сразу вернуться на баржу и доложить, что именно нужно сделать. И тогда Грольер – он недавно освоил газосварку – спустится и займется ремонтом.