– Я стремлюсь совсем не к этому.

– Но если придерживаться этого курса, то большего тебе не добиться. На твоем месте я бы удовольствовался тем, что есть. Лучше признать бесчисленные преимущества твоего положения и сполна ими воспользоваться. А если пытаться все кардинально изменить на самой быстрине, то дело, скорее всего, кончится тем, что прежних козырей ты лишишься, а новых не получишь.

Совет Артура был, несомненно, мудр и неоспорим, но Декстер уже понял, что не сможет им воспользоваться. Что-то дрогнуло в его груди.

– Слишком дорого я заплатил за эти преимущества, – неожиданно для себя выпалил он. В сущности, признался, что у него руки запятнаны кровью.

Тесть приобнял Декстера и слегка сжал его плечи. От небольшой фигуры Берринджера веяло властностью, рядом с ним рослый, крепко сбитый Декстер казался воплощением молодости, гораздой на грубые ошибки.

– Все мы платим за свои преимущества, – многозначительно произнес старик. – В мире не сыскать человека, который не заплатил бы за них, включая, на мой взгляд, и священников. У каждого свои тайны, каждый по-своему платит за то, что занимается бизнесом. Мой бизнес – не исключение. И не заблуждайся, глядя на мраморные колонны, – у древних римлян все было точно так же, недаром они скармливали своих пленников львам. В стенах учреждений вроде моего творится много жестокостей, а закваской служит изрядная доза лицемерия.

У Декстера защипало глаза. Но не от ветра. Его до глубины души тронули слова Артура Берринджера о том, что они со стариком схожи. Но “жестокость” Артура, конечно же, совсем иного калибра, чем у Декстера, что бы тот о себе ни воображал. Говорил он, однако, с большим напором, и Декстер пожалел, что не видит лица тестя. Но для их разговора мрак был чрезвычайно кстати.

Под звуки оркестра они, не сговариваясь, зашагали назад, к клубу. Вот из тьмы проступила полупризрачная колоннада, из-за нее в оледеневший лунный пейзаж неслись приглушенные звуки веселья.

– Маловато написано о вероломстве пожилого возраста, – перекрывая вой ветра, задумчиво произнес старик. – Чтобы его избежать, Данте спустился в ад, да и на моих глазах многие, фигурально выражаясь, последовали его примеру. Терпение, Декстер. Зачастую войны меняют мир, создавая такие конфигурации, которые нам и не снились, а мы ведь всегда силимся заглянуть в будущее. Сейчас не время для дерзких поступков.

Слово “конфигурация” понравилось Декстеру. В войне определенно наступил перелом; сейчас происходит то, что старик предсказывал еще прошлой осенью. Но Декстер физически ощущал, что за минувшие недели и месяцы в нем скопилось недовольство, – значит, пора действовать. Любой шаг, даже неверный, все же лучше, чем бездействие.

Внутри, за шторами затемнения, топтался, нервно подкручивая усы, Джордж Портер.

– А я все думаю, куда вы подевались, – выпалил он, вглядываясь в их лица.

Но Декстер, занятый своими мыслями, и не думал его успокаивать. В тот вечер в клуб съехались все Берринджеры, кроме мальчиков: те остались в школе; в заполненном ресторане семейство заняло четыре стола. Декстера посадили рядом с Битси. Сидевший напротив Генри злобно зыркал на них. Не обращая на него внимания, Декстер стал расспрашивать Битси. Да, малыш уже плачет гораздо меньше. Нет, теперь она не так сильно расстраивается. Видя ее умиротворенность, Декстер заподозрил, что во время коктейля они с Джорджем нашли себе укромный уголок, благо в охотничьем клубе таких уголков не счесть. Декстер про них прекрасно знает еще с той поры, когда Гарриет привезла его в клуб в знак протеста против общепринятых правил. Шарм и толстая пачка банкнот обеспечивали доступ куда угодно, но только не в охотничий клуб “Рокау-эй”. В ту пору холодный прием со стороны старцев и их жеманных отпрысков только забавлял Декстера – какое ему до них дело? Плевал он на их холодный прием, на отказы стать распорядителем на его свадьбе (хотя тесть жутко злился), зато он заарканил девушку из их “стаи” и, развязно мотая рукой Гарриет, шагал с ней вдоль плавательного бассейна в поисках подходящего местечка для любовных игр. Коллективное осуждение лишь разжигало их пыл – так удар ножом по хрусталю вызывает чистый звон; этот звон слышался в кронах деревьев, от него вибрировал лунный свет, но парочка уже не замечала ничего. Они наслаждались блаженством супружеского совокупления во рву с песком на поле для гольфа, или за сараем с садовыми инструментами, или под стендом с фотографиями и призами, завоеванными на знаменитых скачках с препятствиями. А позже, уже на восьмом месяце беременности, Гарриет ублажала его под накрытым скатертью столом во время вручения призов победителям теннисных соревнований.

Теперь, однако, конфигурация изменилась. Табби и близнецов с самого начала радушно приняли в лоно семьи; Гарриет, блудную дочь, – тоже, даже подчеркнуто тепло: очень уж долго она странствовала. Только Декстер так и не вошел в этот круг. Родственники его возраста держались вполне дружелюбно; их жены, подвыпив, вовсю флиртовали с ним. Но старая гвардия относилась к нему с тупой ненавистью, вызванной главным образом скукой. Он уже слишком примелькался, его присутствие уже никого не шокировало, но старики его упорно ненавидели.

Грейди и другие юноши, которым вскоре предстояло отбыть в армию, вальсировали со своими матерями; те гордились отпрысками и волновались за них. А они, сверкая золотыми шевронами на отлично сидящей форме, уже чувствовали себя героями. Декстер решил поискать мистера Бонавентуру – он ведал кухней, и даже пуритане знали, что когда дело доходит до еды и напитков, без бразильца не обойтись, – чтобы выяснить, откуда ему поставляют говядину: теперь она продается только на черном рынке. Ростбиф был жестковат; Декстер знал, что может достать более качественный продукт, и, пока пуритане танцуют, хотел заключить эту скромную сделку. Но уже по дороге к обитой двери в кухню что-то в нем воспротивилось: опять?! Снова за свое! И многообещающая мысль о том, чтобы поспорить с мистером Бонавентурой насчет качества говядины, показалась крайне неудачной. Он стал противен сам себе, как тем старцам в клубе.

Посреди танцевального зала Декстер вдруг замер. Он понял, в чем загвоздка: любое действие лишь подтолкнет его к тому, чего он стремится избежать. То есть он буквально ничего не может поделать.

Тем не менее он чувствовал, что в этом открытии таится росток новых возможностей. По-видимому, поделать – идея не лучшая. Что, если попытаться изменить сделанное?

И тут Декстер увидел жену: она вышла из дамской гостиной. Он схватил Гарриет за руку и, к ее удивлению и удовольствию, потянул на переполненный танцпол. После ночи, которую он провел с дочкой Керригана, отношения между ним и Гарриет стали чуточку натянутыми. Отделаться от воспоминаний о той короткой романтической встрече оказалось непросто, особенно когда он неожиданно узнал, чья она дочь; но и забыть ее запах, вкус, бархатистость кожи он тоже не мог. Два дня спустя он снова наведался в тот сарай: надо было внимательно осмотреть бутылки и по ним определить, что за незваные гости там побывали. Однако, приехав на место событий той ночи – вот стол, печка, вот скомканный чулок на полу, – он непроизвольно прислонился к стене и запустил руку в ширинку. Больше он в сарай не заезжал. И не занимался любовными играми с Гарриет; к его удивлению, она хладнокровно восприняла это отклонение от правил. Теперь же, глядя, как она танцует в объятиях Бу-Бу, потерявшего сына, Декстер твердо решил возобновить привычные отношения с женой. Он прижимал ее к себе, вдыхал мускусный запах ее волос, ласкал ее стройные округлые бедра; казалось, они еще помнили ее детское увлечение верховой ездой, хотя Гарриет ее давно забросила.