среднем толщина льда достигала трех футов, и, чтобы пропилить его, использовались пилы длиной десять футов. Выпиленные глыбы дробили, подрывая маленькие пороховые заряды, чтобы легче было выносить лед из устья дока. Этим занимались офицеры, а матросы пилили. Вскоре все суда были уже в безопасности, и теперь вся сила давления льдов была приложена к гряде айсбергов, севернее нашей теперешней стоянки. Началась ожесточенная схватка между плавучими льдинами и айсбергами. Льдины, наседая на огромные глыбы донного льда, разлетались в куски, и их отбрасывало назад; падая, они разбивались на мелкие осколки, образуя нагромождения толщиной несколько футов. Казалось, это были обломки какого-то хрупкого материала, а не плотного твердого льда, один кубический ярд которого весил почти тонну.

В пять часов утра 12 июля перед нами открылся мыс Уокер. Старший рулевой с довольной улыбкой доложил, что теперь, по его мнению, мы на верном пути в северные воды.

Надежды не всегда сбываются, и в этом легко убеждаешься, когда попадаешь на север. Как все вокруг изменилось, когда я, немного вздремнув, вышел на палубу! Поднялся южный ветер. Корабль шел под парусами. Быстро надвигался пак, и на топе флагманского корабля подняли сигнал: «Готовьтесь к встрече со льдом». Мы встретились с ним, когда пак подошел к припаю и через несколько часов стал нас сжимать. «Интрепид» и «Пайонир» вместе зашли в естественный док и были в достаточной безопасности, но, когда выдающиеся вперед языки льдины обломались, пак стал в полную силу жать на суда, и тогда мы впервые реально осознали, что значит подвергаться сжатию в заливе Мелвилл. Суда, поднятые льдинами, поочередно выносило вперед одно за другим. Их протащило по льду примерно на 50 ярдов, пока они прочно не сели на многослойный лед, который стал надежной опорой под днищем.

Мы, разумеется, оставались пассивными наблюдателями, если не считать, что в качестве меры предосторожности на случай рокового сжатия за судами следовало несколько матросов с двумя-тремя лодками.

Лед несколько разредился, и образовались полыньи, в которых мы вскоре заметили стаю нарвалов, или рыб-единорогов, которые резвились, пуская фонтаны. Одному офицеру необычайно повезло; ему удалось смертельно поразить нарвала, тушу которого мы вытащили из воды; рог нарвала — великолепный трофей для охотника, и поэтому несчастным животным теперь не давали покоя. Как только они показывались из воды, их осыпали градом пуль.

Нарвал встречается на всех рыболовных угодьях Баффинова залива, но наши люди не особенно заинтересованы в его промысле. Эскимосы легко добывают нарвалов. Их мясо и кожа считаются лакомством. Впрочем, кожу как антицинготное средство едят даже английские китобои. Несколько наших матросов попробовали эту исключительно жирную на вид кожу, и один даже готов был поклясться, что она по вкусу напоминает каштаны. Я лично ее не пробовал, но, думается, человеку, который по-настоящему голоден, она должна действительно показаться вкусной. О назначении рога среди охотников нет единого мнения. Он слишком тупой, чтобы служить наступательным оружием, и его оконечность примерно на четыре дюйма всегда хорошо отполирована, тогда как остальная часть обычно покрыта илом и зеленоватыми морскими водорослями. Одни утверждают, что нарвал выкапывает этим рогом пищу с морского дна, а другие — что он прощупывает им трещины и расщелины в плавучих льдинах, чтобы поднять оттуда рыбешек, которыми якобы питается.

Пенни далеко проник в пределы того района, где пароходы зажало во льдах. Ему посчастливилось наблюдать процесс, который, хотя и происходит постоянно, редко удается увидеть: полный распад гигантского айсберга.

Этот айсберг мы видели с того места, где находилась эскадра, и нам бросились в глаза его исполинские размеры и массивность. Казалось, что он выдержит сотню лет под солнцем и при оттепели. Все находившиеся на борту «Леди Франклин» утверждали, что более поразительного зрелища они не видели. Айсберг внезапно начал буквально распадаться на куски, а море вокруг, куда обрушивались огромные глыбы, ломавшиеся и снова дробившиеся на тысячи кусков, напоминало кипящий котел. Льдины, которые сильное волнение отбрасывало на расстояние десяти миль, грозили потопить любой оказавшийся среди них корабль. Моряки поздравили себя, что оказались достаточно далеко от опасного места, чтобы все видеть, не подвергаясь непосредственной опасности.

Туман снова рассеялся на короткое время. Пенни поднялся на «воронье гнездо» сначала у нас, затем на «Резольюте» и вскоре сообщил нам неприятные новости: припай взломан, и мы оказались в паке, вместо того чтобы стоять, как нам это казалось, у «твердого льда», где можно было бы удержаться. «Нам ничего не остается, — заметил Пенни, — как пробиваться к берегу. Тут везде битый лед, и нас отнесет вместе с ним на юг».

На том и порешив, все шесть кораблей ночью беспорядочным строем двинулись на юг. У нас на буксире были «Резольют» и «Леди Франклин», а у «Интрепида» — «Ассистанс» и «София». Когда мы пробились через два слабых ледяных барьера, наши перспективы стали улучшаться. Нам сообщили с «вороньего гнезда», что за лежавшим впереди ледовым перешейком на восемь миль тянулась чистая вода, и, оставив буксируемые суда, я пошел на штурм льда. Сначала «Пайонир» хорошо продвигался вперед, но плавучие льды, достигавшие в толщину почти шести футов, были очень плотными и крепкими. К тому же они подвергались боковому давлению. И вот «Пайонир» снова застрял, а суда причалили к льдинам, чтобы выждать, пока покажутся разводья.

Утром 20 числа мы снова начали испытывать давление льдов, а южный ветер угрожал его усилить. Однако уйти было некуда. Думается, что слова: «Не страшись и уповай на провидение» — самый подходящий девиз для арктических мореплавателей. Моя вера в эту аксиому вскоре подверглась испытанию. После того как я успел немного соснуть, меня попросили подняться на палубу, ибо корабль испытывал сильное давление. Вскоре я в этом и сам убедился: шпангоуты и обшивка трещали и стонали, корабль получил сильный бортовой крен, его выжимало на лед, переборки трещали, деревянные гвозди и болты ломались. Выйдя на палубу, я понял, что бедняга «Пайонир» действительно в большой опасности. Палуба от давления с бортов прогибалась, и по всему кораблю от носа до конца кормы пробежала дрожь агонии, между тем лед во многих местах взгромоздился до самого фальшборта, как будто ему не терпелось прикончить свою жертву.

Матросы, как это принято среди китобоев, не дожидаясь приказа, вынесли свою одежду и вещи на палубу, чтобы их легче было спасти. Они стояли группами, ожидая приказа офицеров, которые с тревогой следили за закраиной льдины, скользившей вдоль борта,