воздвигнутый людьми Франклина на утесе над нами, притягивал к себе наше внимание и был темой бесконечных разговоров. Казалось, он обращался к нашим взволнованным сердцам со словами: «Идите по следам тех, кто меня поставил».

Но в дальнейшем никаких новых следов экспедиции Франклина не нашли, а с наступлением зимы закрылся сезон навигации. Флотилия капитана Остина осталась во льдах близ острова Гриффит.

11 сентября 1850 года. Теперь к нам пришла арктическая зима со всеми своими атрибутами: мраком, ветром, холодом и снегом. По слухам, руководитель американской экспедиции, убедившись, что дальнейшие успехи невозможны, собирался, следуя приказу, вернуться в Нью-Йорк. Такое решение было тем более оправданным, что американцы не подготовились к сухопутным походам и не имели соответствующего снаряжения. К зимовке в Арктике они также были подготовлены гораздо хуже нас.

Прошел сентябрь; зима и мороз безраздельно царствовали над сушей и морем. Склоны острова Гриффит и земли к северу от нас уже были покрыты снегом; виднелась лишь тоненькая ниточка воды, которая местами прерывалась. Днем было необходимо жечь костры, а долгие ночи проводить при свете свечей. Разгорались более или менее ожесточенные споры в зависимости от того, какие страдания причинял людям холод. Полнокровные люди, которым достаточно было взбежать по лестнице, чтобы согреться, требовали не жечь костры и при нулевой температуре называли погоду очаровательной, а высокие и апатичные парни жаловались на холодные сквозняки, вспоминали о судьбе сэра Хью Уиллоуби[99], ворчали на плохую вентиляцию.

Если к кораблям приближались один-два песца, тотчас начиналась охота. Высыпавшие на льдину матросы и офицеры преследовали несчастного зверя с таким ожесточением, словно прибыли на остров Гриффит специально за песцовыми шкурками. Последний из оставшихся в этих краях представителей пернатого племени — подбитая чайка-бургомистр, дрожа от холода, полузамерзшая, ежедневно приходила к нам за пищей.

В четверг 10 октября мы отправились в короткий санный поход, взяв с собой палатку и пятидневный запас продовольствия.

Три часа мы тащили тяжелые сани, пока не подошли к мысу Мартир. Отсюда повернули на запад и начали обследовать берег и соседние мысы.

Я решил прогуляться по одной из террас, проходящих вдоль подножия скал, и вдруг, к своему изумлению, обнаружил большое каменное сооружение, которое на первый взгляд походило на гурий. Я побежал к нему что было мочи, но, приблизившись, убедился, что ошибся, предположив, будто оно построено здесь людьми Франклина. Развалины имели конусообразную форму, причем верхушка конуса обвалилась. Окружность сооружения у основания была порядка 20 футов, а высота сохранившейся стены — 5 футов 6 дюймов. Строителям, судя по всему, было хорошо известно, что сводчатый купол способен выдерживать давление больших масс снега, выпадающих в этих краях. Они проявили недюжинное умение и старание при укладке плит шиферного известняка, так чтобы сооружение сохраняло коническую форму.

Мы убрали свалившиеся сверху камни, но не нашли внутри ничего, что бы вознаградило наш труд. Впрочем, судя по обилию мха, наросшего на стенах и заполнившего промежутки между плитами, из которых было сложено сооружение, я пришел к выводу, что со дня его основания прошло много лет[100].

Никакое перо не в состоянии описать безрадостное уныние октябрьского вечера в этой части полярного мира. Соседние холмы, с однообразно круглыми очертаниями, и плоские, скучные равнины были одинаковой окраски, либо призрачно белые от снега, либо испещренные бурыми полосами там, где на крутых склонах еще не успела закрепиться зимняя мантия. Острая жалость охватывала нас при виде дрожащей травинки, уже сгибающейся под холодной ледяной дланью, которая на девять долгих месяцев прижмет ее к матери-земле.

Но вот Сойер докладывает: «Пеммикан готов, сэр!» Честно говоря, особого аппетита это сообщение не вызывает: жирная масса быстро надоедает людям с нормальным вкусом и не слишком голодным. Принято считать, что она приготовляется из лучшего огузка и нутряного сала. Ее цена — 1 шиллинг 6 пенсов за фунт. Но мы все утверждали, что пеммикан делается из мяса сдохших лошадей и свечного сала. Впрочем, если эта масса была не слишком приятна на вкус, она оказалась очень питательной. После шести столовых ложек даже самый прожорливый человек воскликнет: «Стоп! Хватит!»

После еды палатку подметали, в последний раз тщательно выравнивали гальку (это мы называли «дергать перья»), а затем стлали брезент, чтобы не промокнуть, когда от нашего тепла начнет оттаивать замерзшая земля. Всем выдавались спальные мешки из одеял, чтобы можно было раздеться, соблюдая правила приличия; мокрые сапоги и куртки заменяли изголовье, затем поверх стлали волчьи полости (пусть их вонь всю жизнь преследует наших поставщиков!), и мы ложились рядом, заполняя всю палатку, одни головой, другие ногами вперед, накрываясь теми же полостями. Тут люди закуривали трубки и выпивали вечернюю порцию грога. Пока кок мыл посуду, готовил продукты для утреннего завтрака и ходил к саням, чтобы спрятать продовольствие от песцов или голодного медведя, рассказывалось много забавных историй, отпускались крепкие шутки и раздавался веселый смех. Но вот возвращается повар, запирает дверь на крючок, плотнее подтыкает полости, и теперь семеро веселых смертных, над головами которых натянут брезент, защищающий их от бушующего снаружи зимнего шторма, пытаются как-нибудь поудобнее улечься боком на камни, выбирая те, что потупее. Наконец все погружаются в сон. Какое это наслаждение, могут осознать лишь те, кому весь день приходилось тянуть тяжелые сани при температуре 30° ниже точки замерзания.

По мнению капитана Пенни, американцам не удалось выйти из пролива Барроу из-за внезапного шторма, надвинувшегося с юга вскоре после того, как их суда прошли мимо его зимней квартиры. Как выяснилось позднее, предположение Пенни оправдалось, хотя в то время мы завидовали американцам, считая, что они находятся в безопасности и ведут комфортабельную жизнь в Нью-Йорке, тогда как они дрейфовали во льдах в нескольких милях от нас[101].

Наши верхние палубы были теперь прикрыты, печки и отопительные устройства работали вовсю; лодки закрепили на льду. Все ненужное оборудование сняли с верхних палуб, чтобы можно было упражняться на нем в плохую погоду. Мачты и реи привели по возможности в порядок, установили ряды вех, обозначавших во мраке и в бураны дорогу от одного корабля к другому. Во льду сделали проруби для бесперебойного снабжения водой на случай пожара. Принимались меры для соблюдения чистоты на кораблях и личной гигиены. Так началась наша однообразная зимняя жизнь.

Поначалу людей развлекало сооружение снежных валов