Я ходил в изножье туда-сюда, слушая её и понимая, что мы ступили на очень опасную землю. Туда, откуда я, скорее всего, уйду один. Без неё. Эта мысль буквально паяльником выжигала меня изнутри.

Однако она была права в одном. Я должен быть честным.

— Габи, я не смогу стать отцом. С точки зрении физиологии со мной всё в порядке, но вот со стороны генетики… Есть проблема. Моя мама не единственный человек в моём роду с подобным заболеванием. Мой дядя и бабушка здоровы. Но прабабушка нет. Я здоров, но вот мои дети могут заболеть… — признался ей, встав напротив постели и тяжело вздохнув.

Габи, кажется, не дышала. Её смуглый оттенок кожи стал нездорово серым.

— То есть ты никогда не поменяешь своего решения?! — испуганно пролепетала она. Её глаза странно заблестели.

— Верно. Ты не жила с больным человеком под одной крышей. Поверь, это ад. Ты порой сам начинаешь думать, что сходишь с ума. Порой руки опускаются. Порой эти самые руки крепко держат близкого человека, пока он борется со своими демонами. Моей бабушке пришлось сложнее всего. Представь, она наблюдала, как её мать и дочь сходят с ума. Она мне всегда говорила, что если бы не я, то она уже давно сдалась бы и сама на себя наложила руки. Но ей нужно было держаться, чтобы помочь поставить меня на ноги или присматривать за мной, пока мама была не в состоянии. Я не хочу обрекать себя и тебя на подобные мучения. Не хочу, чтобы ты страдала впоследствии наблюдая, как твой ребёнок постепенно меняется. Из весёлого и общительного превращается в хмурого и антисоциального. Существуют исследования, что в каждом последующем поколении шизофрения будет проявляться раньше. У моей мамы она манифестировала в тридцать. У нашего ребёнка может в пятнадцать, потому что переходный возраст сопряжён с гормональной перестройкой и другими изменениями в организме подростка, а с осложнённой генетикой он рискует раньше пойти по этому пути. Я не хочу это наблюдать и вновь переживать из-за неспособности помочь, — сокрушенно объяснял я, обессилено опустившись на постель.

Габи часто заморгала, теребя в руках край одеяла.

— Но ты же будущий врач, — с надеждой посмотрела на меня. Я кивнул. — Значит, ты первый заметишь неладное и успеешь отреагировать. Возможно, есть лекарства, которые на ранних стадиях заболевания смогут остановить этот процесс.

— Лекарства есть, — согласился я, взяв её за прохладную ладонь. — Однако нет никакой гарантии, что они помогут. Пойми, любимая, если бы я не знал о своей генетике, то, не думая, сделал бы тебе ребёнка прямо сейчас. Я же не против детей, просто не хочу потом страдать и видеть твои слёзы.

— Но, Оливер, я не вижу себя без детей. Я и так лишилась карьеры из-за травмы! Знаешь, сколько сил мне потребовалось, чтобы найти новые перспективы в своей разрушенной жизни?! Я ведь ничего не умела, кроме как быть твоей партнёршей на паркете. Знаешь, как непросто мне далось решение не сдаваться и всё же продолжить учёбу? Думаешь, я мечтала о журналистике с детства? Разумеется нет. Я думала, что после окончания карьеры, я начну тренировать детишек. Но не сложилось. В итоге я прислушалась к Диего и пошла учиться на журналиста. Однако я с детства грезила о большой семье, где всегда звучит озорной смех и топают маленькие ножки. А сейчас ты мне говоришь, что и эта моя мечта с тобой невыполнима. Танцы ты у меня забрал, теперь и на этом хочешь поставить крест?! — с негодованием выкрикнула она последнюю фразу, и я опустил голову.

Я знал, что она именно в таком свете это увидит. Наверное, поэтому оттягивал этот разговор. Я думал, что завоюю её, увезу и только там, со временем, мы дойдём до обсуждения этой темы. Но у нас всё стремительно развивалось и вот сейчас мне приходится на ходу придумывать аргументы в пользу такого будущего. Только какие могут быть аргументы для человека, который обожает детей?!

— Мы можем усыновить ребёнка, — аккуратно предложил я, сам до конца не обдумав эту идею.

Но мне необходимо хоть чем-то обнадёжить её. Она сама была удочерена в своё время и возможно эта идея ей понравится. Кроме того, как я успел заметить, она восхищалась Джастином и его стремлением взять опеку над Итаном. Значит, и у меня не всё потеряно.

— Усыновить?! — изумилась она, распахнув глаза. Я кивнул. — Можем, не спорю. Но я также хочу иметь своих детей, понимаешь?! Своих! Видеть у них свои или черты моего мужа, характер, цвет глаз, привычки и прочее! Я ничего против усыновления не имею, поскольку сама не помню биологических родителей, а приёмных безгранично уважаю. Но и они взяли опеку над нами, потому что не могли зачать. Понимаешь?! Не могли, а хотели! А ты можешь, но не хочешь и это совсем другое! — взмахнула она руками, гневно посмотрев на меня.

Видимо, усыновление не выход. А жаль. Я уж понадеялся, что это немного сбавит обороты её ярости.

Чёрт меня возьми, что мне делать?!

— Любимая, мне самому непросто далось это решение. Но, поверь мне, так будет лучше. Ты не будешь плакать, глядя на своего ребёнка. Он не будет мучиться. Я не буду страдать, зная, что мог предотвратить всё это, отказавшись от идеи стать отцом. Но я готов усыновить столько, сколько захочешь. Ты же троих хотела, верно? — потянулся к ней, но она отпрянула и мне стало не по себе.

Холодок пробежал по позвоночнику.

— Троих, верно. Своих троих, — процедила она и встала, прикрываясь одеялом.

— Любимая, пожалуйста, поехали со мной. Давай попробуем пожить вместе? Все расходы я возьму на себя. В Сиднее я работаю, плюс у меня есть накопления. Ты не будешь ни в чём нуждаться. Освоишься там и доучишься. Если захочешь, то пойдёшь на работу. Если нет, то и не надо. А насчёт детей мы ещё всё обсудим, но не сейчас. У меня голова пухнет от переживаний из-за мамы. Я просто не могу в данный момент здраво мыслить или предлагать альтернативы, — с нежностью тихо произнёс, подходя к ней.

Она отступала от меня, словно видя во мне врага. Её глаза говорили мне обо всём. Она вновь ускользала от меня. Но я не сдамся. Пока я здесь, то продолжу действовать. Да, времени мало, да и то, что есть загружено под завязку, но я найду минуту для неё. Всегда.

— Послушай, нам надо собираться и выезжать домой. Я… я… Я не знаю, что тебе сказать. Я всё прекрасно понимаю, но знаешь… мне не верится, что ты опять решил перевернуть мою жизнь вверх-дном. Однажды тебе это удалось. Стоило мне более-менее воспрянуть духом и продолжить жить, как ты снова появляешься на горизонте с новой незатейливой идеей как изменить мою жизнь. Что самое любопытное, ты настолько самоуверен, что не допускаешь даже мысли о пагубности своих действий. Ты не просто хочешь забрать меня, ты жаждешь, чтобы я полностью отказалась от своего видения своей же, чёрт побери, жизни! Это вообще нормально?! Откуда у тебя такое право?! Кто, покажи мне пальцем на этого человека, дал тебе право лишать меня ещё одной цели?! Как вообще ты смеешь даже вслух произносить: «Поехали, а там разберёмся. Но я никогда не исполню твою главную мечту»?! Ты думаешь после этих слов я с разбегу побегу впереди самолёта, обгоняя кенгуру?! — возмущалась моя любимая фурия, тыча в меня пальцем, пока я стоял, опустив голову.