— И береги себя. Ты заслужил нормальную жизнь. Твои грехи не тяжелее, чем у других, а твои добрые дела все-таки должны иметь вес.

— Побереги силы.

Банни смотрел вниз, моргая, пытаясь прогнать слезы. Его губы продолжали двигаться, словно он хотел что-то сказать, но не решался.

Голос Гринго сделался еще слабее:

— Конец близок, амиго.

Банни беспомощно огляделся. В его жилах кипело отчаяние.

— Позволь, я позвоню… Я смогу… Они пришлют санитарный вертолет или что-нибудь в этом роде… Или…

Когда Банни снова опустил взгляд, оказалось, что он на пляже один.

Банни крепко держал палец левой руки на кнопке звонка, не переставая правой колотить в дверь.

— Ну же, открывайте. Я всего лишь хочу…

Он сделал шаг назад, когда дверь немного приотворилась. В щели, ограниченной цепочкой, показались ярко-голубые глаза сестры Бернадетт.

— А, это ты, — сказала она голосом более мягким, чем обычно. — Секунду.

Дверь закрылась, и Банни услышал, как сняли цепочку. Потом дверь открылась снова, голова сестры Бернадетт высунулась, оглядела окрестности и втянулась внутрь. Банни задумался, не говорила ли она в этот момент сестре Эссампте, что она и ее дробовик могут отступить. Наконец лицо Бернадетт вернулось к щели.

— Она здесь? — спросил Банни.

— Нет.

— Вы бы сказали мне, если бы она была?

Вместо ответа Бернадетт лишь грустно улыбнулась.

Банни не видел Симону уже два дня — с тех пор, как уехал присматривать за Гринго. План состоял в том, чтобы следовать за Гринго на расстоянии и следить, чтобы тот не влип в неприятности еще большие, чем у него были. Банни чувствовал, что обязан ему за все хорошее, что тот для них сделал.

Врачи настояли на том, чтобы Банни задержался в больнице для наблюдения хотя бы на ночь. Они утверждали, что у него явные признаки сотрясения мозга. Учитывая, как сильно Банни ударился о камни, — хотя и не так, как О’Доннелл, принявший на себя основную тяжесть удара, — сотрясение мозга, вывихнутое запястье и несколько качественных дополнений к его и без того впечатляющей коллекции синяков можно было считать обалденной удачей. А еще от заплыва в холодной воде у него немного воспалилось ухо.

По крайней мере, часть причин, по которым Банни держали взаперти, выяснилась той же ночью, когда его разбудил детектив-инспектор Финтан О’Рурк. Будучи официально контуженным, Банни не мог давать никаких показаний ни в какой форме. В ретроспективе можно отметить, что это обеспечило детективу-инспектору О’Рурку некоторое время для драгоценной передышки. Банни спокойно все выслушал. Конечно, излагал Финтан дипломатическим языком, но реальность заключалась в том, что Верхолаз и его начальники сообразили, что происходит. Банни так и не понял, догадались ли они до того, но бойня на пляже Бренчлуич высветила тревожный инцидент во всей красе: трое полицейских попытались ограбить Картера вместо того, чтобы изобличить. Скандал потрясет «Гарда Шихана» как минимум на десятилетие, еще более подорвав общественное доверие. Офицеры О’Шэй, Каннингем и Спейн будут неизбежно демонизированы прессой, а значит, их семьи потеряют пособие и будут обречены на позор.

Однако можно выбрать иной путь: банда злобных воров и жестоких убийц полицейских была «накрыта» с поличным. Действия группы отважных офицеров привели к пресечению поставки крупнейшей партии наркотиков, которую когда-либо видела страна. Люксовая яхта «Крылья ангела» была взята на абордаж в пятнадцати милях от побережья силами Ирландского военного флота при поддержке британцев, в результате чего произошло изъятие семидесяти двух тюков чистейшего кокаина. Все, что нужно сделать Банни, лишь подтвердить ту версию событий, которую изложит О’Рурк, и любые сомнения коллег будут заглушены марширующим оркестром, разогревающимся перед пресловутым парадом. Семья О’Шэя, муж Каннингем и мать Гринго получат все положенные по закону пособия и будут морально согреты воспоминаниями о своих павших героях.

Банни согласился сразу. Он чудовищно устал и к тому же предпочел бы, чтобы Гринго запомнился как герой, а не пария.

На следующий день он дал официальный отчет детективу-инспектору О’Рурку и Памеле Кэссиди. Время от времени Кобелиха бросала недоверчивые взгляды, однако допытываться не стала. Благодаря обнаруженной горе улик, свидетельствующих против Томми Картера, уже на следующее утро должен быть в полном объеме восстановлен на службе Динни Малдун, так что и у Кэссиди имелся свой резон поддержать игру.

Короче говоря, Банни врал сквозь зубы и занимался масштабным сокрытием фактов, пока его не усадили на заднее сиденье патрульной машины и не отвезли домой.

Симоны там не оказалось.

И это обстоятельство вновь привело его сюда — к порогу дома Сестер Святого.

Бернадетт подняла глаза.

— Боюсь, она уехала.

Банни прислонился плечом к дверному косяку. Оттого что сестра Бернадетт подтвердила его догадку, легче ничуть не стало.

— Не ищи ее, она этого не хочет. Полагаю, ты должен отнестись к ней с уважением.

— Но…

Бернадетт взяла что-то с маленького столика у двери и протянула ему. Письмо.

— Не хочешь войти?

Банни покачал головой.

Бернадетт посмотрела на него долгим пристальным взглядом.

— Береги себя, детектив. Ты один из немногих хороших.

После того как она закрыла дверь, Банни повернулся и сел прямо на каменные ступени.

Затем он открыл письмо:

Три недели спустя

— Христос верхом на ламе! Фил Неллис, ты что там вытворяешь? Будь добр, надень обратно шлем, парень! Господи, не думаю, что серьезная травма мозга тебе повредит, однако, если твою тупую башку оторвет шлитаром, других мальчиков это расстроит!