– Вы неверно информировали господина, если не ошибаюсь, Турецкого, – сказал Кротков с чуть заметным пафосом. – Верховному палачу вынесла приговор организация «Новая народная воля», к которой я имею честь принадлежать. – Он приподнялся на несколько сантиметров и отвесил легкий поклон.

Турецкому не очень польстила известность в домодедовских кругах.

– А вы, стало быть, господин новый Желябов или Софья Перовская-два. Или – три?

– Давайте ближе к фактам, как выражается ваш уважаемый коллега, – Кротков напустил на себя серьезный вид или вправду бросил играть. – Я отвечу на ваш вопрос в обратном порядке: сперва «каким образом?», а потом – «за что?».

Как вы понимаете, осуществить это было не так уж сложно – Уткин не президент и дивизии охраны ему не положено. И вообще меня такие подробности не интересовали. В наше время нет дефицита на товары и услуги. Я плачу деньги, специалисты выполняют заказ, все довольны.

– И кто же эти замечательные специалисты? – поинтересовался весьма скептически Турецкий.

– Не знаю, – Кротков в очередной раз обворожительно улыбнулся, – кроме того, должен заметить, вы непоследовательны в своих действиях. Помнится недавно, при аресте, вы величали меня главой домодедовской группировки, а теперь полагаете сказочником для взрослых. Выходит, я – новый вещий Боян или Фазиль Искандер-два в вашей терминологии?

«Он что, действительно не издевается? – промелькнуло в голове Турецкого. – Прикончил Уткина?! А я-то, я-то ищу…»

– Кто выступал подрядчиком, почему вы не поручили устранение своим собственным умельцам и, если не секрет, сколько стоит по сегодняшним расценкам главный судья?

– Не секрет. Семьдесят пять тысяч баксов. Тысяч, я полагаю, десять – пятнадцать какой-нибудь там НДС, так что чистыми – шестьдесят. А насчет подрядчика, уж извините, дал слово чести, не могу нарушить. – Вопрос о штатных «мокрушниках» Кротков обошел молчанием. Турецкий напирать пока не стал. – Какие подробности вас еще интересуют? Форма оплаты? Любая.

– Почему именно Уткин? Почему не министр внутренних дел, например, не Генпрокурор, не еще кто-нибудь?

– Вопрос верный. Вас интересует обстоятельная аргументация или только резюме?

Элегантные ботинки Кроткова выглядели без шнурков нелепо, как перстень с вырванным камнем. Турецкий перевел взгляд на свои. Они промокли, хотя снаружи этого видно не было.

– Давайте аргументируйте, только в темпе: это вам спешить некуда, а у меня – работа.

– «Новая народная воля», – начал Кротков с выражением человека, которому после долгих препирательств предоставили трибуну, – имеет своей ближайшей целью установление равновесия во взаимном применении насилия между государством и подавляемым им обществом. Но, – он поднял вверх указательный палец, – но революция основательна. Она еще находится в путешествии через чистилище. Она выполняет свое дело методически. – Он на мгновение задумался. – Она закончила половину своей подготовительной работы, теперь она заканчивает другую половину. Сначала она доводит до совершенства парламентскую власть, чтобы иметь возможность ниспровергнуть ее. Теперь она доводит до совершенства исполнительную власть, сводит ее к самому чистому выражению, изолирует ее, противопоставляет ее себе, как единственный упрек, чтобы сконцентрировать против нее все силы разрушения. И когда революция закончит эту вторую половину своей предварительной работы, – Кротков почему-то скривился, – страна поднимется со своего места и скажет, торжествуя: ты хорошо роешь, старый крот! – Он перевел дух.

«Это оригинальный бред, или я уже где-то что-то такое слышал», – с первых же слов засомневался Турецкий. Мучился, разглядывая ботинки, но так и не смог вспомнить. Кротков тем временем отдышался и продолжил:

– Эта исполнительная власть с ее громадной бюрократической и военной организацией, с ее многосложной и искусственной государственной машиной превращает свободное народное государство на самом деле в свободное государство. По самому смыслу этих слов свободное государство есть такое, в котором государство свободно по отношению к своим гражданам, то есть государство с деспотическим правительством. – Поймав взгляд Турецкого на своей обуви, Кротков расценил его как проявление недостаточной доходчивости речи и стал говорить медленнее, с глубокомысленными паузами и усиленно жестикулируя.

– По мнению наших глупых, выросших при коммунистах обывателей, государство является таким поприщем, на котором осуществляется или должна осуществиться вечная истина и справедливость. Отсюда вытекает суеверное почтение к государству и всему тому, что имеет отношение к государству, – суеверное почтение, которое тем легче укореняется, что люди привыкли с детства думать, будто дела и интересы, общие всему обществу, не могут быть иначе выполняемы и охраняемы, как прежним способом, то есть через посредство государства и его награжденных доходными местами чиновников.

– Аргументация в целом ясна, – Турецкий поморщился как от зубной боли, – переходите к выводам.

– Верховный судья был палачом, а палач не должен умирать от старости. В моем офисе в папке номер двенадцать вы найдете компьютерный диск с соответствующими документами. На краю городской свалки, с юго-западной стороны, есть такой дуб, – Кротков попытался изобразить дерево руками, – он хорошо виден с дороги; возле него в плотном полиэтиленовом пакете совсем неглубоко зарыт кейс с документами. Там, в частности, дневник Уткина. Весьма любопытный.

Дуб с юго-западной стороны свалки имел, наверное, лет триста от роду и простоял бы еще столько, если бы возле него не вырыли яму десятиметровой глубины, в которую он сполз вместе с окружающими его пластами мусора. Сверху уже подсыпали немало свежего. Турецкий отправил машину на поиски местного начальства, а сам вступил в переговоры с прилично одетым пожилым человеком, отколовшимся от группы бомжей, которые бросились врассыпную, едва завидев милицейский автомобиль.

– Я собаку ищу, пропала вчера поблизости, – предвосхитил старичок на всякий случай незаданный вопрос. – Хорошо, если не съели бедолагу, с них станется.

– Вы не подскажете, когда обвалился этот дуб? Мне важно точно установить дату. – На лице кинолога проступило желание всеми силами помочь правоохранительным органам.

«Интересно», – подумал Турецкий, поддевая носком пивную бутылку, – если бы я сказал, что мне нужно в точности установить сегодняшнюю дату, он тоже стал бы вспоминать с таким видом?"

– Четыре, нет, три дня назад. Совершенно точно, три дня, – он победно посмотрел на Турецкого. – И три ночи соответственно.

– И вы готовы подписать показания?

– Если надо…

– Не надо.

Значит, за два дня до его ареста. Вот ведь непруха. Кротков мог знать, что дуб рухнул, а мог и не знать.

Турецкий достал сотовый телефон, временно перешедший в наследство от Грязнова, и набрал свой рабочий номер. Там в это время должен был находиться только один человек.